Магия притяжения - Шерри Уайтфезер

Эмили виновато вздрогнула, поспешно захлопнула альбом, сделала глубокий вдох и повернулась лицом к своему ангелу-хранителю. Джеймс стоял перед ней в простой белой футболке, заправленной в поношенные выцветшие джинсы, которые грозили расползтись по швам. Никогда ей не приходилось встречать более красивого мужчину.

— Ужин готов, — объявил он.

— Извини. Я уже собиралась выйти.

— Ничего.

Эмили поднялась и положила альбом на стол.

Он не спросил, над чем она работает, но в любом случае ей бы пришлось соврать. Эмоциональное напряжение между ними все еще было очень сильным, смятение чувств, распалявшее и одновременно осложнявшее их отношения, проявлялось в каждом отчаянном взгляде, в каждом неловком жесте.

Джеймс приблизился к ней.

— Я не хотел расстроить тебя, Эмили. Не хотел, чтобы ты плакала.

Она чувствовала жгучее желание прикоснуться к нему, пригладить непокорные черные волосы, упавшие ему на лоб, но ее рука слегка задрожала, и этого оказалось достаточно, чтобы она смутилась.

— То было уже давно. Сейчас все в порядке.

— Это правда? Ты проводишь здесь много времени.

Неужели он думает, что она избегает его? Она искоса взглянула на альбом для набросков. Если бы только он знал!

— Я в порядке, Джеймс.

— Достаточно ли ты отдыхаешь?

— Да, — у нее все еще была слабость, но она не могла все время лежать в постели. — Конечно, некоторые больные выздоравливают быстрее. Но я — девушка, которая любит понежиться.

Джеймс улыбнулся.

— Не согласится ли эта девушка поужинать со мной?

— С удовольствием, — Эмили взяла предложенную руку, и Джеймс торжественно проводил ее во двор, где их ждал ужин и сгорающий от нетерпения шестилетний мальчик.

Кори подбежал и отодвинул для нее стул, и она поняла, что Джеймс заблаговременно предупредил его. Ее брат учится быть мужчиной.

— Спасибо, Кори, — Эмили села и оглядела стол. Очень красиво, — одобрительно сказала она. Полевые цветы и свечи, жареная курица в сметанном соусе, зеленая фасоль с миндалем, салат из экзотических овощей. Эмили улыбнулась и протянула руку за салфеткой. — Я просто потрясена!

— На десерт у нас мороженое, — сияя улыбкой, объявил Кори. — И шоколадный крем, и взбитые сливки, и черешня, и…

— Тогда мне придется оставить место для всего этого. — Потянувшись к брату, Эмили поцеловала его в макушку. Она вознесла Богу безмолвную молитву за его дары, за то, что у нее есть Кори и Джеймс, за чудо, каким является данная ей жизнь.

За ужином они болтали о пустяках, обсуждая то, в чем мог принять участие шестилетний мальчик.

Кори быстро расправился с едой и побежал в кухню за десертом. Опустошив тарелку, он попросил разрешения выйти из-за стола, чтобы посмотреть любимую передачу.

Эмили позволила ему уйти, и они остались вдвоем.

— Хочешь мороженого? — спросил Джеймс.

— Пока нет.

— А чаю?

— С удовольствием.

Джеймс предлагал ей зеленый чай каждый день, и Эмили привыкла к его мягкому вкусу.

— Я вернусь через минуту.

Джеймс возвратился через три, принеся красивую фарфоровую чашечку, поднос с молочником и баночкой меда. Для себя он захватил бутылку пива.

Эмили подсластила чай медом и принялась пить маленькими глотками.

— Трудно тебе? — спросила она.

— Что?

— Жить здесь?

— Почему мне может быть трудно?

— Я думала, что ковбоям удобнее жить рядом с местом работы.

Джеймс сделал большой глоток.

— Не такой уж я ковбой.

Ей вспомнилась черная ковбойская шляпа и. поношенные сапоги, которые он обычно носил.

— Ты похож на конюха, — сказала Эмили, подумав при этом, что татуировка и пирсинг придают ему вид городского парня. В том, что касается Джеймса, нет никакой определенности.

Он взглянул на небо.

— Хороший вечер.

— Да, — вместо того, чтобы посмотреть вверх, Эмили не сводила с него глаз. — Ты сделал его особенным.

Он заметил, что она пристально смотрит на него.

— Мне нравится быть с тобой. И с Кори.

— Ты хорошо влияешь на него.

— Я люблю детей. У меня… — Джеймс умолк и взял бутылку. У него что? Был сын? Маленький мальчик, о котором он все еще думает каждый день? — У меня не было настоящей семьи, — сказал он вместо этого. — Я вырос в доме, где про любовь никто и не слышал, — в этом он может признаться.

Эмили обошла вокруг стола и опустилась на стул рядом с ним.

— Ты впервые упомянул свою семью.

— Говорить особенно не о чем. Моя мать была белой, мой родной отец — индейцем чироки, но мы так мало видели его, что о нем не стоит и говорить.

Поэтому мать развелась с ним и вышла замуж за белого ублюдка. Он бил меня.

— О, Джеймс!

Ее голос был полон сочувствия, но он равнодушно пожал плечами.

— Когда подрос, я стал давать ему сдачи, Джеймс взглянул на свои руки и вспомнил бурные домашние сцены. — Я ненавидел его. Когда он впервые назвал меня язычником, я чуть не убил его.

— И тогда ты сделал пирсинг?

Он кивнул.

— Я ничего не знал об индейцах, но я слышал, что некоторые из них постятся, танцуют и прокалывают себе тело, принося жертву и молясь Творцу.

Мне тоже хотелось этого, поэтому я и проткнул иголкой сосок. Мне было только четырнадцать лет, и я хотел совершить нечто духовное, то, чего отчим не смог бы отнять у меня.

— Кто рассказал тебе об индейских традициях?

— Дядя моего лучшего друга. Я дружил с мальчиком, который тоже был чироки и такой же непокорный, как я. Сначала нам было наплевать, но пришло время, когда мы решили узнать о своих предках, особенно после того, как я проколол сосок. Его дядя уважал меня за этот поступок. Он понял, почему я сделал это, — воспоминания вызвали у Джеймса улыбку, — и показал мне, как надо обработать рану и следить за тем, чтобы в нее не попала инфекция.

Эмили провела пальцем по его футболке, чувствуя кончиками пальцев колечко в его соске.

— Было больно?

— Чертовски! Ранка заживала три месяца.

— Ты был непокорным ребенком, да, Джеймс?

Он едва не рассмеялся. Первую ночь после окончания школы он ознаменовал ограблением директорского дома.

— Мать говорила, что я — дурное семя. — Ужасно, если мать говорит такое!

— Даже если это правда?