Огонь желания - Николь Джордан

Она испуганно посмотрела на него:

– О Господи! Простите меня. Всегда забываю о времени. Пожалуйста, отдохните немного.

Торн подергал плечами, покрутил ими, чтобы снять напряжение, потом растер предплечья.

– Если вы уделите мне еще полчаса вашего времени, – начала Диана, – я закончу эскиз целиком. Вы замерзли? – спросила она.

– Немного холодно, – уклончиво ответил Торн, не признаваясь, что в паху полыхало жаром. Он с намеком глянул на нее. – Если хотите, можете меня согреть.

Диана захлопала глазами в ответ на предложение, а потом недовольно скривилась:

– Мне не хочется. Возьмите одеяло с койки, завернитесь и погрейтесь у жаровни.

– Ох, как вы серьезны.

Так он и поступил, накинув шерстяное одеяло на плечи, но двинулся не к жаровне, а к мольберту.

– Можно посмотреть, что получается?

– Нет! Ни в коем случае. – Диана загородила холст. – Не люблю, когда смотрят на работу, пока ее не закончу.

– Это от скромности, да?

– Нет, просто не хочу, чтобы вы стали советовать мне, как вас писать.

– Ладно. Но все же я заслужил награду за то, что так усердно позирую?

Теперь Торн стоял почти вплотную к Диане, и его взгляд инстинктивно замер на ее чувственных губах.

Диана отпрянула, как будто осознала близость его обнаженной груди, и отступила на шаг.

– Я не собираюсь снова целоваться с вами, Торн. Поэтому просто выкиньте эту мысль из головы.

Он сделал вид, что обижен, хотя именно эту мысль он Держал в уме.

– Какая же вы злая. Я и не рассчитывал на поцелуй в качестве награды. Самое большее – это стакан вина.

– О, тогда налейте себе сами.

Торн пробрался к столу, на котором стоял графин с вином. На его корабле для комфорта пассажиров было предусмотрено много разных роскошных мелочей. Там он налил себе хорошую порцию отличной мадеры.

– Вам тоже стакан?

– Что?

Диана снова стояла у мольберта и увлеченно работала. Это бы задело Торна, если б было чем-то новым для него.

Торн подтащил палубное кресло, сел, потягивая вино, стал наблюдать за Дианой. Сейчас ее сосредоточенность не была такой углубленной, как раньше. Напротив, она делала мазки кистью задумчиво, словно размышляя.

Снова в каюте повисла тишина. Обычные скрипы корабельной качки да отдаленное хлопанье парусов в вышине.

– Вы и в самом деле никогда не писали обнаженную натуру? Я думал, художники обучаются этому.

– Большинство – да, – ответила Диана, отвлекаясь. – Но в Королевской академии существуют строгие правила – только мужчинам разрешается рисовать обнаженное тело.

– Такие правила ставят художниц в невыгодное положение.

– Вы правы. До того как я обнаружила вас плавающим в бухте, я никогда не видела голого мужчину.

– А как же ваш бывший поклонник?

Последовало короткое замешательство, словно Диана вдруг сообразила, куда завел их разговор.

– Его тоже не видела.

– Как такое может быть? Он что, занимался с вами любовью в одежде?

Нахмурившись, Диана холодно посмотрела на Торна:

– Мы никогда не занимались любовью.

– Никогда?

– Ни единого раза.

У него брови поползли на лоб.

– Вы хотите сказать, что вы… все еще девственница?

– Ну… да.

Легкий румянец на ее щеках подсказал ему, что она смутилась то ли от своей откровенности, то ли от интимности его вопроса. Но он не жалел о своем любопытстве.

Она все еще оставалась девственницей.

Торн был изумлен таким признанием. По какой-то причине ему даже понравилось, что она была еще не тронутой.

Удовольствие, однако, подпортила мысль о том, что Диана не имеет никакого представления о наслаждении, для которого создано ее тело.

Вполне возможно, что ей не довелось испытать никакого наслаждения в своей жизни – ни сексуального, ни какого-нибудь еще. Диана сама признавалась, что после случившегося с ней скандала она долгое время жила в деревне.

Торн помрачнел. Теперь он понимал, почему Диана так отстаивает свою независимость. Для общества она была помечена клеймом отверженности, в то время как ее соблазнитель безнаказанно выскочил из переделки. Это дьявольски несправедливо!

– Совершенно неправильно, что только вы одна пострадали от последствий того побега, – произнес он тихо.

Диана опустила глаза и уперлась взглядом в кисти, которые держала в руках, не в силах объяснить, почему вдруг с такой силой сжало горло. Она не нуждалась в жалости Торна, но все равно была тронута его сочувствием. Общественное презрение было беспощадно к ней.

Совершенно случайно он наткнулся на причину, из которой выросло ее чувство обиды: она была обесчещена, оставаясь невинной. Она никому не отдавалась, она не познала страсть. Она даже понятия не имела, как нужно целоваться. А между тем ее считали падшей женщиной. Совершив чудовищную ошибку – влюбившись в дурного человека, – Диана расплачивалась за нее до сих пор, живя в одиночестве, без надежд на замужество и детей. Без мужа, без любовника, без друзей.

Диана подняла голову и увидела, что Торн наблюдает за ней, а в его глазах светилась доброта и понимание. Он узнал ее страшную тайну и не осудил ее. Самое трогательное – он не верил, что она заслужила презрение, которое ей выказывало общество.

С трудом проглотив комок в горле, Диана отвела глаза.

– Я сама виновата в том скандале, – ответила она, пытаясь не слишком доверяться сочувствию Торна.

– Разве?

Она выдавила из себя улыбку.

– Я отнюдь не беспомощная томная дамочка, Торн. Я несу полную ответственность за то, что делаю.

– Согласен, вы не беспомощная. Чем и заслуживаете полное восхищение. Мне никогда не приходилось подчиняться диктату общества, как, например, вам. Быть отверженным без надежды на изменение отношения. – Диана онемела. А Торн продолжал тихо говорить: – Я считаюсь профессионалом в любви. Мне хочется показать вам то, что вы упустили.

Диана подняла на него глаза и поняла, что он абсолютно серьезен.

В какой-то миг она даже вознамерилась согласиться с его предложением. Все дело в том, что она ненавидела свое стародевичество. Ненавидела свое одиночество. Ей и в самом деле хотелось испытать физическое наслаждение, которого она была лишена. Ей хотелось узнать, что такое страсть.

Торн мог бы дать ей это, она ничуть не сомневалась.