Морской бой - Максим Шахов

– Переходите уже к делу, Николас. Я же прекрасно понимаю, что вы к чему-то клоните. И даже начинаю догадываться к чему. Что вы там говорили про самомнение?

– Вы хорошо знаете этого вашего Альяно Клауса? – перестав улыбаться, спросил Вудвин.

– Как вам сказать. Нельзя хорошо знать человека, если ты не знаком с ним тридцать лет и не видел его в различных жизненных ситуациях.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу этим сказать, что знаю Клауса пять с половиной лет. Его отец, Йохан Клаус, выходец из немецкой колонии. В молодости попал в пьяную драку, отсидел восемь лет за убийство. В тюрьме, естественно, сошелся не с самой респектабельной публикой. Пристрастился к наркотикам. Выйдя на свободу, совсем опустился. В момент какого-то просветления женился на проститутке, которая и стала матерью Альяно. Она самбо[11], поэтому как назвать смешанную кровь самого Альяно, я даже затрудняюсь.

– Хороший коктейль, гремучая смесь!

– Да, бандитизм, вооруженные ограбления, похищение детей, убийства на расовой почве.

– Даже так? Любопытно. И даже как-то не типично для полукровки.

– Как раз он очень недолюбливает белых. Меня он терпит потому, что я плачу ему деньги… ну, и побаивается, конечно. А русские, европейцы и другие – американцы например – для него как красная тряпка для быка. Извините за сравнение, я знаю, что быки не различают цветов.

– Ну, наследственность у вашего наемника вполне классическая для преступного мира, а вот как у него с деловыми качествами, с сообразительностью, с умением разбираться в людях? По моим сведениям, русский «Архангельск» через двенадцать часов войдет в залив Ла-Плата.

– Я не знаю, что там произошло и почему сорвалась операция, – скрипнув зубами, ответил Кларк. – Клаус тоже не знает и не понимает. Они пропали, не выходят на связь. Можно предполагать все что угодно, но я бы не торопился с выводами. Это все-таки океан, а по легенде они простые рыбаки. И суденышко у них было соответствующее. А вы полагаете, что это работа русских?

– Не знаю, Энтони, – вздохнул Вудвин. – Я тоже не сторонник поспешных выводов, когда информации недостаточно. Но наш спутник засек в экваториальных широтах русский фрегат. Зачем он там мотается, какова цель этого одиночного похода? Я попытался запросить контору, они обещали выяснить через агентуру, но в результате я сомневаюсь. Ясно, что бортовой номер корабля говорит о его принадлежности к Черноморской эскадре, но это все.

Кларк хотел сказать о том, что пропал человек, которого Клаус отправил припугнуть русского геолога Германа. Герман был личностью для всех хорошо знакомой в округе. Одно время Кларк даже подозревал, что Герман русский разведчик, легализовавшийся в Парагвае в начале восьмидесятых. Но потом плотное наблюдение и анализ поведения показали, что контактов со своими Герман не имел, а на глубоко законспирированного агента он не тянул. Несколько тестов, проведенных негласно, показали, что «IQ» русского вполне соответствует уровню опустившегося и спившегося человека. Сейчас Герман оживился с давней попыткой продать геологам неважно какой страны мифические результаты своих изысканий. Кларк стал подозревать, что русский, если будет продолжать совать свой нос куда не следует, быстро поймет, что конкретно интересует группу американских «геологов» из нефтегазодобывающей компании и какого рода изыскания они проводят в долине Чако.

Тип, которого отправил к Герману Клаус, должен был хорошенько припугнуть русского, но припугнуть по легенде чисто геологической. Чтобы тот перестал соваться ко всем напропалую и совать свою папку. Кстати, эту папку было велено выкрасть. Клаус, нервно покусывая губы, сообщил, что его парень исчез куда-то вместе с машиной, на которой должен был выследить русского на плато. Чего он добился – не известно, потому что Герман вдруг пропал тоже. Обыск дома не дал ничего, как и заявление через своих людей в полицию.

Говорить об этом Вудвину Кларк не торопился. Надо было самому выяснить все нюансы этого происшествия, проанализировать, а потом уж подавать это под каким-нибудь удобоваримым соусом шефу из Ленгли. Ведь насчет пропажи «рыбаков» у него тоже были свои выводы. Он знал, что у Клауса никто толком не умел обращаться со взрывчаткой. По крайней мере, два года назад один за другим взорвались двое при попытке подготовить заряды для террористических актов. Правда, Клаус обещал найти бывших военных водолазов для этой операции, но…

Вот так всегда бывает в жизни. Стоит только увлечься чем-то, почувствовать вкус к чему-то новому, как за спиной возникают родители. И сразу начинаются вопросы, рассуждения, нотации. А насколько это серьезно, а достойно ли это, а не стоит ли за этим увлечением нечто нехорошее, пагубное, постыдное? Так было, когда Андрей Истомин в десятом классе организовал с приятелями рок-группу и отец почему-то из всей истории мировой рок-культуры вспомнил лишь скандальные слухи, что рок-музыканты часто употребляют наркотики. Потом Андрей записался в молодежный оперотряд, который в виде эксперимента попытались создать в местном Управлении внутренних дел. Почему-то отца беспокоило то, что Андрея привлекла в этом деле возможность проявить свою власть над окружающими, безнаказанное насилие. Какая, к черту, власть и насилие, когда все свелось к заданиям разнести повестки да вечерним патрулированиям с участковыми мест, где бы оперотряд мог попасться на глаза начальству?

Когда Андрей поступил в военно-морское училище, он как-то спросил отца о том, не беспокоит ли его теперь страсть сына к насилию. У них возник очень долгий и сложный спор о том, каким должен быть современный солдат. Отец почему-то полагал, что солдатом мог стать каждый, если того потребуют интересы родины. И в пример он приводил годы Отечественной войны, как последней, так и 1812 года. Андрей попытался ему возразить: ведь те, кому не суждено стать солдатом, у кого это не получалось, те ведь погибли первыми. А те, кто выжил, кто дошел до конца, до победы, те оказались приспособленными. Приспособленными, чтобы воевать, убивать. Важно не просто суметь убить врага. В состоянии аффекта, испытывая чувство ненависти к нему, просто понимая, что не убьешь ты – убьют тебя, наверное, сможет убить человека почти каждый. А вот жить потом с этим, есть, пить, спать, смеяться, писать теплые письма домой?

Андрей уважал веру отца, поэтому не стал прямо заявлять, что, по его мнению, хорошим солдатом может стать только человек с врожденной агрессивностью, человек, грубо говоря, склонный к убийству. И что страна, как бы она ни хотела красиво подать эту проблему, должна это осознать и создавать из таких людей профессиональную армию. И настоящая проблема как раз в другом. В том, чтобы набрать в эту армию не потенциальных преступников, которым убить – раз плюнуть. Нужно научиться в результате научного подхода выявить и оставить в своих рядах тех, кто способен перешагнуть через психологический барьер, кто способен понять, пропустить через себя слово «надо», слова «долг», «Родина», «защитник Отечества». Тех, кто сможет самостоятельно рубцевать раны в душе, которые все равно будут оставаться после каждого боя, когда по ту сторону прицела падают и падают человеческие фигуры. Тех, кто способен не думать о том, что вот этого человека с бородой, который лежит перед тобой в луже крови, тоже рожала мать, он тоже учился в школе и мог стать музыкантом, нянчить на руках ребенка, целоваться с девушкой.