Эдельвейсы для Евы - Олег Рой

– А ты?

– Только об одном. Я не сумел подарить тебе эдельвейс. Ты же знаешь, у нас в горах есть такой обычай – возлюбленной надо обязательно принести горный цветок. Сейчас – увы! – осень, и эдельвейсы уже отцвели. Но я клянусь тебе, что обязательно…

Однако в чем заключалась клятва Отто, Бася так и не узнала. Его слова заглушил приближающийся гул самолета.

Сначала мы долго говорили о делах. Виктория не переставала меня удивлять. Она очень серьезно подошла к вопросу, навела всевозможные справки и теперь последовательно, шаг за шагом, объясняла мне, что предстоит делать, какие документы собрать, как связаться с немецкими посольствами в Киеве и в Москве. Я только руками развел:

– Откуда ты все это знаешь?

– Ну, я же поездила немного по миру… Да и друзей у меня много, есть с кем посоветоваться.

Когда план ближайших действий стал мне более или менее ясен, разговор вновь вернулся к Светке. Сестра принялась горячо убеждать меня, что с дочкой все будет хорошо:

– Видишь, я же тебе говорила – у меня интуиция. А теперь мы получили документальное подтверждение, что она жива и здорова. Надо будет только изобрести какой-нибудь хитрый ход, ну, чтобы у нас были стопроцентные гарантии. Отдаем деньги только в обмен на нее и никак иначе. Но это мы придумаем, время еще есть…

Она уже так уверенно говорила «мы», что мне действительно становилось спокойнее. Теперь я не один боролся за Светку, у меня появился друг и союзник.

Виктория поднялась из-за стола, снова заглянула в холодильник, ловко нарезала колбасу и ветчину, красиво разложила по тарелочкам зелень и тещины маринованные огурцы, вынула из серванта две стопки и налила водки.

– Теперь можно и выпить…

– Давай. За Светку.

– За нее.

Дернули, потом еще по одной. Сестра хрустнула огурчиком и вздохнула:

– Да-а, не думала я, не гадала, что эта новость прибудет к тебе вот так. Хотела привезти тебе радость…

– …а привезла надежду на спасение дочки. Поверь, это намного важнее.

Она опять вздохнула.

– И еще одно, Герман… Тебе придется много ходить по инстанциям, собирать документы и все такое. Это, к сожалению, очень долго. Бюрократия процветает везде, и у нас, в России, и у вас, на Украине… Но существует один хороший способ, помогающий ускорить процесс.

– Деньги?

– Они, родимые… Видишь ли, братик, – чуть смущенно проговорила она, – у меня сейчас все в порядке с финансами, я продала кое-что из родительского наследства. А тебе понадобится немало – на взятки, на билеты, с собой надо иметь большую сумму, так принято… Хочешь, я дам тебе взаймы, а потом ты вернешь мне, когда получишь наследство?

Я был тронут ее участием.

– Спасибо, Виктория… Вика. Но у меня есть деньги. Я копил на новую машину и уже почти набрал, но теперь она, конечно, подождет, Светка важнее всего…

Мы помолчали, закурили и выпили третий раз – и снова за Светку.

Вика заговорила на другую тему – видно, решила отвлечь меня от грустных мыслей:

– Слушай, Герман, давно хотела тебя спросить: а как так вышло, что ты из Москвы попал сюда, на Украину? Бася почему-то не хочет об этом говорить…

– Ну еще бы, история была неприятная. Ты, наверное, не помнишь – меня же из института выгнали?

– Почему, прекрасно помню. Ты в Бауманском учился. И неплохо учился, между прочим. А потом, уже незадолго до окончания, в армию загремел.

– Ну да, так и было. Глупость вышла несусветная… Я с девчонкой встречался из иняза. Сначала у нас все хорошо было, а потом у нее другой кавалер завелся, будущий дипломат. Закрутила она с ним, а мне ничего не говорила – видно, держала про запас, на всякий случай, если с этим самым атташе что-нибудь не срастется. Ну, а я ведь молодой был, горячий… Стал разбираться, что к чему, караулил ее у дома, у института. Психовал, учебу совсем забросил, сессию завалил. Да еще с деканом поругался, нахамил ему, дурак… Ну, меня и турнули за хвосты и хронические непосещения, а ведь год-то всего и оставался!

– Ну да, помню я это все… Зимой тебя отчислили, а весной сразу в армию забрали. Ты в погранвойсках служил. На Дальнем Востоке. У Баси до сих пор твоя фотография на полке стоит – с собакой.

– С Альмой… – кивнул я. – Но ты меня просто поражаешь, Вика! Я думал, ты вообще меня не замечала, а ты, оказывается, все про меня знаешь и помнишь…

Сестра только улыбнулась:

– Ну, а дальше что было?

– Давай допьем, тут как раз по полрюмки осталось… Дальше? Вернулся, а что делать, не знаю. Ни образования, ни профессии. Наверное, можно было бы в институте восстановиться, но я же гордый был! Не стал. А тут дружбан мой, Сашка Семенов, был у меня такой приятель, предложил «бомбить», ну, частным извозом заняться. Я и согласился.

– И про это я помню, и Сашку знаю. Он, кстати, до сих пор в нашем доме живет. Бизнесменом стал, у него фирма своя, компьютерами, что ли, торгует… А вот что потом-то случилось?

– А то и случилось. Еду я как-то по Боровскому шоссе, это в Переделкине, тормозят меня два парня с большой сумкой. Ребята как ребята – в куртках, в лыжных шапках, тогда все так ходили. «Шеф, отвези в Медведково!» Ну, в Медведково так в Медведково. Бросили сумку в багажник, поехали. А тут гаишник с жезлом – ваши документики? Те парни, как форму увидели, тут же из машины выскочили и деру. А мент, естественно, пристал – что да как, да открой багажник. Ну, мне деваться некуда, открыл, достал их сумку, расстегнул – мама дорогая, а там два «калаша» и патронов на целый взвод!

– Прости, я не поняла, что было в сумке?

– «АК» – автоматы Калашникова. Я про них, естественно, и знать не знал, но разве это докажешь? Меня под белы ручки – и в казенный дом. А только выпустили под подписку, Бася меня тут же, от греха подальше, спровадила из Москвы сюда.

– Господи, ужас какой!

– Ну, это как посмотреть. Может, и ужас, а может, просто судьба мне тут жить. Я ведь во Львов еще школьником приехал и влюбился тогда в этот город, как в женщину.

– Судьба, говоришь? – задумчиво переспросила сестра. – А как по-твоему, что это такое? Расположение звезд на небе, да? Или линии на руке?

– Нет, – решительно возразил я. – Это не звезды и не линии. Это люди, которые окружают тебя и влияют так или иначе на твою жизнь. Причем ты можешь даже не знать о существовании этого человека, а он где-то рядом вершит твою судьбу. Ты наталкиваешься на человека или человек наталкивается на тебя – все равно кто, и в мире что-то происходит, меняется. Пересекутся в один прекрасный день две судьбы – и ты на новой линии, как шар в бильярде. Шар ведь сам не выбирает себе линию, ему надо для начала от кого-то оттолкнуться. Но тот, об кого он ударяется, тоже меняет линию движения.