Магазинчик моего дедушки - Шермин Яшар

поля моей бабули. Там стоял колодец, я набрала из него воды, немного попила. Напротив, у другого поля, стояло огромное грушевое дерево. Это поле было не нашим, оно принадлежало дяде Ведату.

Дядя Ведат не рассердится на меня, если я сорву всего одну грушу. Это что! Он не рассердился, когда я его газету порезала, не рассердится и за грушу.

Я съела одну. Оф-ф, вку-у-усная! Как мед… Потом я съела еще одну. Потом я села под дерево и стала думать. Когда я листала книги своего дяди, увидела там вот что: Ньютон однажды тоже сидел, правда под яблоней, и ему на голову упало яблоко – так он обнаружил, что есть земное притяжение. А я сижу под грушевым деревом, может, и мне на голову тоже что-нибудь упадет и я тоже что-нибудь придумаю… И придумала. Придумала ИДЕЮ ВСЕЙ ЖИЗНИ! Ну все, теперь могу заливать фундамент для своей новой профессии.

Я залезла на дерево и стала собирать груши. Я набрала много-много. Мне повезло. Рядом с колодцем я заприметила пустой мешок. Пошла и забрала этот мешок. Положила в него груши и потащила. Свой велосипед я оставила на кукурузном поле. Я не могла тащить и мешок, и велосипед.

Это было в пятницу. По пятницам в деревне бывало очень оживленно. И самым оживленным местом, конечно, была площадь перед мечетью. Я не могла упустить такой случай. Кое-как приволокла мешок домой. Руки у меня просто отваливались, но ведь все получилось! В саду я взяла огромную корзинку и высыпала в нее груши. В магазинчике взяла немного пакетов. Если бы дедуля это увидел, тут же начал бы ворчать. Я ведь уже рассказывала про то, как серьезно он относится к пакетам. Ладно. Вместе с корзиной и пакетами я отправилась к мечети. Еще я прихватила с собой маленькую табуретку, чтобы самой сидеть. Ох-х! Ну все, я была готова к торговле.

– Груши-и, медовые груши-и-и, сладкие груши-и-и! Покупайте груши-и!

Первым из мечети вышел дядя Джеват. Он взял одну грушу, покрутил ее в руке и спросил:

– Хорошие груши?

– Отличные, – ответила я. – Я ж об этом и кричу уже сколько!

Он взял одну штуку и ушел. Конечно, он собирался попробовать.

Без пробы не надо покупать.

– Ну что, понравились? – спросила я.

– Нет, я не люблю груши, – ответил он.

– Если не любишь, зачем брал тогда? – прокричала я ему вслед.

Потом были дядя Неджати, дядя Кадир, дядя Ахмет, дядя Мехмет, дядя Реджеп, дядя Хасан… Все они по очереди выходили из мечети. Потом все они пробовали груши, но никто их не покупал. Груш у меня становилось все меньше. В конце концов из мечети вышли мои дедули. Вместе. Опасность не приходит одна, как говорится. Они подошли ко мне.

– Что это ты тут делаешь? – спросил дедуля из кофейни.

– Груши продаю. Взвесить тебе килограмм? – спросила я.

Весов у меня еще не было. Но мы же были недалеко от магазинчика. В таких случаях я бы воспользовалась весами из бакалеи. Но дедуля зашел с другого края.

– Где ты груши нашла?

Я должна была сказать правду. Я сказала, что собрала их на поле дяди Ведата.

– А ему не сказала? – спросили они в один голос.

– Не сказала, но это не проблема. Дядя Ведат не будет сердиться, – попыталась оправдаться я, но дедуля тут же начал, как всегда:

– Внучка, ну почему ты такая? И в кого ты такая? Ты что, с гор спустилась?

И тут мой дедуля из кофейни сказал:

– Мы устали от тебя! Надоела!

Я просто окаменела…

У меня в голове крутилось только одно слово: «Надоела…»

Я заревела. Заревела от злости. Корзину с грушами я сильно пнула ногой.

– И я устала! – прокричала я. – Я сама себе надоела!

Я бросила в дедулю пакеты, которые взяла в бакалее для груш, и прокричала:

– На, забирай свои пакеты и делай с ними что хочешь!

Вся в слезах я пошла домой. Бабуля с мамой стояли в дверях.

– Куда ты дела мои ножницы? – спросила бабуля.

Я плачу, а она меня про ножницы свои спрашивает! А мама сказала:

– Ты мне ответишь еще за куклу.

Я плакала. Как же я от себя устала…

И в кого я такая?

Почему я и правда такая?

Я вошла в комнату и заперлась. До самого вечера никто ко мне так и не пришел. Было ясно, что им на меня наплевать. Вечером несколько раз меня звали ужинать. Я не вышла. Новость про груши уже и так дошла до мамы с папой. Если бы я вышла, то они бы меня тоже отругали.

Я плакала, и плакала, и плакала. Я залезла под кровать и там тоже плакала. Потом под кроватью я нашла свою тетрадь. Оказывается, я ее спрятала туда, чтобы никто не увидел. И забыла.

Я села и написала десятый, последний пункт:

Пункт 10

Может, они и правы. Они хоть и взрослые, но я-то ребенок. Они думают, что я ничего не знаю. Думают, что я вообще ни из-за чего не огорчаюсь, что мне только и надо, что баловаться и беситься. Однажды я покажу им, как сильно они ошибались. Для этого мне нужно выучиться. Я выучусь, буду лучшей в классе. Да что там – стану лучшей в школе! И в университет поступлю. Все рты от удивления пооткрывают. Посмотрят они у меня!.. Они вот подкалывают меня вопросом: «В кого ты пошла такая?» Но однажды они в очередь выстроятся. Будут говорить с гордостью: «Это ты в меня, вылитая я, это все мои гены!» Те, кто сегодня говорит: «Мы устали от тебя!» – будут слезы лить совсем скоро… Вот увидишь…

А сейчас прощай, дорогая тетрадь.

Мне нельзя терять время, у меня полно дел, мне еще расти и человеком становиться надо…

Я засунула тетрадь обратно под кровать и вышла из комнаты. Я пошла в столовую и послушно села за стол…

То есть сделала именно то, что все взрослые ждут от нас, детей.

И много лет спустя…

Моя работа подмастерьем в бакалее – хоть иногда и прерывалась – длилась в общей сложности ровно двадцать лет. На протяжении двадцати лет каждые летние каникулы я становилась подмастерьем у своего дедули. За это время очень многое поменялось и в магазинчике, и в деревне, и во мне, и в жизни вообще.

Мой дедуля состарился. Теперь он не может читать газету без очков, не может пользоваться весами. Нет теперь и многих продуктов, которые раньше продавались в бакалее. Например, нет жетонов, ведь теперь у всех мобильные телефоны. Нет, например, людей, которые носят белые носки… Нет мороженого в рожках… Не осталось и тех, кто бы продолжал спорить и называть хлорку «Акифовой водой». Чистюля Шюкрие, Лютфие с болью в затылке, Меляхат с ревматизмом, моя прабабушка, сходившая с ума по халве, – все они уже умерли. Умер и мой дорогой дядя Ибрагим. Умер дядя Вехби. Его тоже похоронили в его же саду. Иногда я хожу к нему на могилу и пью там оранжевую газировку. Другой мой дедуля давным-давно продал кофейню. И я так скучаю по оралету, который когда-то мне так надоел…

Кое-кто умный узнал про вишневую минералку и стал ее продавать. А я ведь говорила! Она отлично продается, я ее тоже покупаю. Семечки продаются в упаковках. А я ведь говорила! В магазинах просто с ума все сходят по органическим продуктам. А я ведь говорила… Теперь все устраивают настоящие детские праздники в день рождения. Если бы тогда меня послушали, мы бы сейчас такие богатые были! Мы бы точно открыли второй этаж магазинчика…

Но хорошо, что не послушали. Хорошо, что не открыли второй этаж в нашей бакалее. Иначе дедуля не справился бы…

Месяц назад он мне позвонил. И как только я взяла трубку, сказал:

– Я закрываю магазинчик.

– Как так? Почему? Когда? Что такое? Ты в порядке? – забросала дедулю своими вопросами я. Раньше бы он задал мне эти вопросы.

Оказывается, он устал. Тридцать пять лет он держал бакалейную лавку.

– Хочу уже на пенсию. По утрам мне трудно рано вставать. До ночи не могу держать бакалею открытой. Я устал, очень устал, – объяснил мне дедуля.

– Признай, что без меня тебе не справиться, – ответила я.

Дедуля засмеялся.

– Признаю. Ты уехала, оставила меня одного наедине с этими сумасшедшими покупателями, – согласился дедуля.

Теперь я живу в другом городе. Я выполнила все, о чем писала в десятом пункте в своей тетради. Я выучилась. Много работала. Стать лучше всех в школе у меня не получилось, но в университет я поступила. Стала писательницей. У них у всех рот открылся от удивления!

Те, кто в свое время говорил мне: «Да в кого ты пошла такая?» – сейчас в один голос