Доминика и Бовалле - Джорджетт Хейер

Кэвендиш, который с блестящими глазами прислушивался к беседе, время от времени отваживаясь вставить слово, вскоре поведал о своих планах. У него было три корабля, снаряженных для экспедиции в Вест-Индию, и ему не терпелось последовать смелым примерам других. Сэр Николас пожелал ему счастливого пути и выпил за успех его предприятия. Он поймал на себе серьезный, изучающий взгляд серых глаз юного Ричарда Хокинза, обратился к нему с шуткой, и тот покраснел и рассмеялся.

— Этот младенец плывет с вами, Дрейк? — спросил сэр Николас. — Подумать только! Когда я уезжал, он был чуть ли не в пеленках!

— Да, да, — отозвался Дрейк. — Все они одинаковы, эти Хокинзы, — рождены для моря. Ты повидался со старым мастером Хокинзом в Плимуте?

— Да, мы долго беседовали за кружкой превосходного пива. Я слышал, Ричард, что Великий Джон стал еще более великим.

— Отец говорит о войне с Испанией, — ответил Ричард. — По его словам, Уолсингем ожидает ее.

— Выпьем за этот счастливый день! — сказал Бовалле.

Фробишер вмешался в разговор, осведомляясь о планах Бовалле. Мастер Дейвис, оторвавшись от блюда с угрями, стукнул кулаком по столу и снова громогласно пригласил Бовалле плыть с ним к Северо-Западному проходу.

Бовалле со смехом отклонил это приглашение, дав Фробишеру уклончивый ответ. Дрейк снова покосился на него.

Гораздо позже, когда они сидели вдвоем в опустевшей комнате у горящего очага, Дрейк пустил облачко дыма из длинной трубки, вытянул перед собой ноги и взглянул на Бовалле своими узкими всевидящими глазами.

— Ну, так что там за чертовщина, Ник? — спросил он. — Расскажи-ка мне.

Бовалле оторвался от созерцания алого пламени и с вызовом взглянул на Дрейка.

— А почему это у меня на уме должна быть чертовщина?

Дрейк указал на него трубкой.

— Я ведь знаю тебя, Ник. Ты мне не все рассказал, но Мартин попал в точку насчет твоей тайны.

Когда Дрейк услышал все, у него челюсть отвисла, но глаза одобрительно сверкнули.

— Здорово, очень здорово! — сказал он. — И что же теперь?

— Я еду за ней в Испанию, — ответил сэр Николас точно таким тоном, каким сказал бы, что едет в Вестминстер.

В ответ на это раздался громовой смех Дрейка.

— Да поможет тебе Бог! — Внезапно он протрезвел и, наклонившись вперед, крепко взял Бовалле за руку. — Послушай-ка, Ник, не делай этого. Ты слишком хорош, чтобы тебя потерять.

Блестящие синие глаза на минуту встретились с продолговатыми серыми.

— Думаете, я там пропаду?

Дрейк покрутил бороду и пожевал ее конец.

— Ведь ты всего лишь человек. — Он пожал плечами. — Ну что же, оставь Филиппа с носом, Ник, если тебе встретится его сатанинское величество! Клянусь, ты выберешься невредимым из самого ада! Но как же ты поедешь в Испанию? Через свой порт контрабандистов?

— Нет, я думал о нем, но это опасно. Мне нужны бумаги, которые можно предъявить в случае необходимости. Чертовски не везет, что у нас сейчас нет посла в Мадриде.

— Английские бумаги не годятся, — сказал Дрейк. — Ты с самого начала обречен на неудачу. Так что откажись от этой безрассудной затеи.

— Клянусь Богом, я не отступлю! Я попытаю счастья у своих французских родственников.

— Черт побери, а они у тебя есть?

— Да, и много. Один из них будет рад оказать мне услугу во имя старых времен. Это маркиз де Бельреми, с которым я много лет назад проехал немало лье по Европе. Да уж, побывали мы с ним в разных переделках, видит Бог! — При этом воспоминании Бовалле тихо рассмеялся. — Если он поможет мне раздобыть французские документы — хорошо, если нет — как-нибудь выкручусь.

Дрейк в молчании пускал клубы дыма.

— И разрешение на путешествие за море, мастер Безумец. Каперского свидетельства недостаточно для такого предприятия. Сдается мне, что у королевы на тебя совсем другие виды, и вряд ли она захочет потерять тебя в этой рискованной поездке в Испанию.

— Поверьте мне, я получу разрешение. Если королева откажет, то, может, Уолсингем проявит большую любезность?

Дрейк состроил гримасу.

— Да, черт возьми, нам известно, что он был бы не прочь заслать в Испанию шпиона. Опомнись, Ник, это просто безумие! Неужели ты ни во что не ставишь свою жизнь?

— Но ведь она заколдована — вы сами так говорили, Дрейк. Где сейчас двор?

— В Вестминстере.

— Тогда я завтра отправляюсь в Вестминстер, — сказал сэр Николас.

На следующий день утром он явился во дворец. На нем был нарядный колет с разрезами, бородка подстрижена, и он надушился мускусом. На плечах — плащ бургундского покроя, край которого был небрежно переброшен через руку. Попасть во дворец было нетрудно, особенно сэру Николасу Бовалле, любимцу ее величества. Королева всегда питала слабость к красивым смельчакам.

Сэр Николас без труда добрался до одной из длинных галерей, куда его направили. Там собралось несколько придворных дам и множество кавалеров. Он узнал, что королева уединилась с французским послом, сэром Фрэнсисом Уолсингемом и сэром Джеймсом Крофтсом. Это сообщил ему вице-канцлер сэр Кристофер Хэттон, который с важным видом прогуливался по галерее. Хэттон поздоровался с ним вежливо, но прохладно, протянув для пожатия два пальца. Бовалле вскоре завел беседу с элегантным и серьезным Рейли, который также ожидал появления ее величества в галерее. Сэр Кристофер свирепо взглянул на него и даже подобрал край одежды, чтобы случайно не коснуться Рейли. При виде этого сэр Николас открыто усмехнулся: ревность сэра Кристофера показалась ему забавной.

Ему пришлось прождать около получаса, но он провел это время не без приятности, и очень скоро одна из фрейлин смущенно захихикала, решив, что он дерзкий нахал. Несомненно, так оно и было.

В дальнем конце галереи началось какое-то движение — отдернули занавес, и медленно вошли четверо. Первой шла королева — худощавая дама среднего роста на очень высоких каблуках. Огромный воротник, украшенный драгоценными камнями, возвышался у нее за головой. Огненно-рыжие волосы были завиты, искусно причесаны и украшены драгоценными гребнями. На ней была юбка чудовищных размеров, рукава с буфами были расшиты драгоценностями. Разодетая в богатейшие ткани и сверкавшая бесценными камнями, королева притягивала все взоры, но ничего не изменилось бы, будь она одета в скромную бумазею. Ее лицо было так сильно нарумянено, что казалось маской, но глаза были очень живые. Это были странные темные глаза, небольшие, но очень яркие, и взгляд их словно пронзал насквозь.

Чуть позади нее стоял де Мовисьер, держась за занавес. Наклонив величественную голову, он почтительно прислушивался к словам, которые королева бросала ему через плечо. За ним был сэр Фрэнсис Уолсингем, державший какой-то листок бумаги, который он вскоре передал нахмуренному Крофтсу, стоявшему поодаль. Бездонные, печальные глаза сэра Фрэнсиса, казалось, видят всех в галерее. На минуту они остановились на Бовалле, но он не подал ему никакого знака.