Клавесин Марии-Антуанетты - Наталья Александрова

Он набрал номер Вадика Полубесова.

Вадик был человек маленький, скользкий и жуликоватый.

Нельзя сказать, что сам Пауцкий отличался излишне высокими нравственными качествами, но в его характере все отрицательные стороны были как-то крупнее и значительнее. Так, крупный хищник выглядит куда импозантнее мелкой зубастой твари вроде крысы или хорька. Вадик зарабатывал мелкими гешефтами, ничем не брезговал и вел себя как настоящий санитар леса.

– Полубесов, у тебя есть покупатель на хороший старинный клавесин?

Даже по телефону Пауцкий услышал, как в голове у Вадика закрутились колесики и шестеренки. Он торопливо прикидывал, как бы не прогадать.

– Ты меня слышишь, Полубесов? – напомнил о себе Паук.

– Ну, вы же знаете, Казимир Болеславович, сейчас кризис… все экономят…

– Ты меня, Полубесов, не пытайся развести! – перебил Вадика Пауцкий. – Насчет кризиса я тоже умею лохам впаривать. Я тебя четко спрашиваю: кто сейчас может купить старинный клавесин?

– Я думаю, Казимир Болеславович, думаю… но и вы тоже подумайте о моем проценте. Скажем, тридцать?

– Полубесов, не зарывайся! – Пауцкий хмыкнул от такой наглости. – Тридцать процентов за два слова?

– Но вам же очень срочно! – заныл Вадик. – Вы ведь наверняка этот клавесин чуть не даром огребли!

– А это не твое дело! Ну, так и быть – пять процентов я тебе заплачу, хотя ты и этого не стоишь!

– Как можно, Казимир Болеславович! – В голосе Вадика зазвучала искренняя обида. – Да я за пять процентов с вами бы и здороваться не стал!

– Ты за пять процентов с уссурийской тигрицей за лапу поздороваешься! Ладно, уговорил – пусть будет десять. Мне действительно очень срочно нужно его продать.

– Ну, десять не десять, а на двадцать я, пожалуй, соглашусь! Чувствую по голосу, что вы тоже согласны?

– Возьми себя в руки, Полубесов!

– Ну ладно, пусть будет пятнадцать, но это – только из уважения к вам!

– Черт с тобой, пей мою кровь! Двенадцать с половиной – и ни копейкой больше!

– Записывайте, – голос Полубесова стал спокойным и деловым. – Знаете, в Николаевском театре новый директор? Очень, между прочим, богатый человек. Так вот, он для своего музея покупает подобные вещи… платит хорошо, а самое главное – быстро.

Новый директор театра и впрямь оказался человеком решительным, практичным и скорым на действия. Самое же главное – он ни с кем не должен был свои решения согласовывать и утверждать.

Через полчаса Пауцкий уже обо всем с ним договорился, а через час ладный микроавтобус с логотипом театра подкатил к его магазину, и двое крепких ребят вынесли клавесин покойной Амалии Антоновны.

Старыгин вошел в служебный подъезд Эрмитажа, миновал вахту, поздоровавшись со знакомым охранником, но пошел не налево, к лестнице, ведущей на второй этаж, где среди прочих служебных помещений располагался и его рабочий кабинет, а направо, в так называемый директорский коридор.

Здесь было тихо и малолюдно, пол устилала зеленая ковровая дорожка, у стен стояли антикварные стулья и диваны из дворцовой коллекции, а массивные двери кабинетов украшали солидные медные таблички с именами и званиями руководителей одного из величайших музеев мира – заместителей директора и начальников основных отделов.

Старыгин миновал несколько кабинетов и остановился возле двери, на которой красовалась табличка:

«Александр Антуанович Габсбург-Зеленовский».

Должность Александра Антуановича указана не была. Все заинтересованные лица и без того знали, что он является одним из заместителей директора музея, но вот функции, им исполняемые, были настолько многочисленными, туманными и неопределенными, что уместить их все на небольшой табличке не представлялось возможным. Для простого перечня понадобилась бы огромная плита, размерами не уступающая знаменитому розеттскому камню.

Одно было всем достоверно известно: Габсбург-Зеленовский лучше всех в Эрмитаже, а может быть, и во всей стране разбирался в вопросах геральдики.

Старыгин постучал в дверь.

– Антрэ! – донеслось из кабинета. – Входите!

Дмитрий Алексеевич толкнул дверь и вошел.

Ему прежде случалось бывать в кабинете Габсбург-Зеленовского, поэтому он не слишком удивился представшей его глазам картине.

Кабинет знаменитого геральдиста представлял собой узкое, как рукав пальто, помещение, с единственным окном, выходящим на Неву. Все стены этого помещения были увешаны рыцарскими щитами и разнообразными гербами. В свободные места кое-как были втиснуты шлемы с забралами и без них, а также мечи, копья и другие образцы средневекового холодного оружия. Кое-что из рыцарского арсенала было свалено на письменном столе и даже прямо на полу. Размещенным здесь оружием можно было бы оснастить целую средневековую армию или отряд крестоносцев, отправляющийся на завоевание Святой земли.

Сам хозяин кабинета, маленький, тщедушный и удивительно подвижный человечек, едва просматривался за своим обширным столом. На голове его красовался бархатный берет с пером.

– Дмитрий Алексеевич, батенька! – Габсбург-Зеленовский вскочил, выбежал из-за стола и бросился навстречу гостю. – Чем могу быть полезен? Читал, читал про ваши похождения!

– Здравствуйте, Александр… Антуанович… – пролепетал Старыгин, удивленный таким бурным приемом. – Я к вам, собственно, с одним маленьким вопросом…

– Всегда рад! – выпалил хозяин кабинета и потянулся к Старыгину для рукопожатия. Дмитрий Алексеевич вскрикнул от боли – на руках у Габсбурга были железные рыцарские перчатки.

– Ах, извините! – воскликнул тот, порывисто сбрасывая перчатки на пол. – Задумался, знаете ли! Так с каким вы вопросом?

– По части геральдики…

– Вы наконец-то заинтересовались историей своего рода? – Габсбург бурно обрадовался. – Давно пора, батенька, давно пора! Нужно знать своих предков! Я вам охотно помогу! Вы из каких Старыгиных будете – из костромских или из тверских?

– Честно говоря, не знаю… и вопрос у меня другой. Вот этот герб… – Дмитрий Алексеевич протянул хозяину кабинета тщательно выполненный рисунок.

– Одноглавый орел, решетка… – пробормотал Габсбург. – Ну, тут двух мнений быть не может – это герб Нарышкиных! Нарышкины – старинный русский дворянский род, известный с середины шестнадцатого века. Из этой семьи происходила вторая жена царя Алексея Михайловича Наталья Кирилловна, мать Петра Великого. Это вам любой школьник скажет!

Старыгин понял, что придется ему идти в бывший дворец Нарышкиных, что стоит на набережной Фонтанки.

Казимир Болеславович Пауцкий, уныло сгорбившись, сидел в своем кабинете и листал секретный блокнот. В этом блокноте понятными только ему значками были записаны адреса перспективных старушек, имена обеспеченных клиентов, а также все значительные поступления в его магазин и цены, по которым ему удалось сбыть свои находки. Если бы этот блокнот попал в руки дотошного налогового инспектора… да ровным счетом ничего бы не произошло, потому что никакой инспектор ничего не понял бы в этих записях! Действительно, разве можно догадаться, что, к примеру, цепочка букв и цифр «78АПРЭВ3» обозначает, что ампирное бюро красного дерева эпохи Александра I было продано банкиру Вайсмюллеру за тридцать тысяч евро?