Я выбрал бы жизнь - Тьерри Коэн

Он истерически расхохотался и посмотрел на Жереми, качая головой, в ожидании его реакции.

— Ну что? Ничего не скажешь? Не беспокойся, времени уже много прошло. Никто за мной не шел, я уверен.

Он снова сел на кровать, и лицо его стало серьезным.

— Ну так вот, я хотел попросить тебя об одной вещи. Только тебя и могу об этом попросить. Ты не подведешь. Ты ведь друг, верно? И потом, ты меня не напаришь. Ради бабок не станешь пачкаться, их у тебя, похоже, и так полно!

Он не поднимал глаз, ожидая слов ободрения, чтобы продолжать. Жереми не мог больше тупо молчать. Но не мог он и признаться, что ничего не понимает и вообще не знает его.

Он решил поддержать игру молодого человека. Там будет видно.

— И чего ты от меня ждешь? — невозмутимо поинтересовался он.

— Как чего, не могу же я идти домой с товаром. Если меня с ним загребут, мне каюк. Ну вот… я хотел оставить его тебе. И пойду домой. Если они там, возьмут меня тепленьким. Могут и прижать, чтобы я заговорил. Между тюрягой и людьми Стако, скажу тебе честно, я выберу тюрягу! И потом, если я не расколюсь и при мне ничего не найдут, отпустят меня через сорок восемь часов, никуда не денутся. Я передам Стако, чтобы прислал к тебе своего человечка за товаром.

— А почему я должен делать это для тебя?

Марко как будто удивился:

— Почему? Потому что ты мой друг. Потому что я оказывал тебе услуги, когда ты лежал в психушке. Я думал, это само собой разумеется.

Жереми не мог опомниться. Он якшается с подонками общества! Он их друг, более того — сообщник.

По спине его пробежал холодок, и захотелось рассмеяться. Этот смех, дай он ему волю, наверно, превратился бы в рыдание.

— Ладно! Идет. Оставь мне… товар, — выдохнул он.

— Ты настоящий мужик, Жем. Ты классный.

Жереми улыбнулся, услышав уменьшительное имя. Оно было под стать открывшейся ему жизни. Такое же ничтожное и смешное.

Молодой наркоделец запустил руки под футболку и извлек два пакетика белого порошка.

— Можешь попробовать, товар что надо. Только не зарывайся, не вздумай извести половину или устроить вечеринку за мой счет, ага? Или потом сам расплатишься со Стако, — добавил он, с жадностью глядя на свой товар. — Твою мать, тут же на пятьдесят кусков! — Он резко выпрямился. — Ладно, я сваливаю.

И, поднявшись, он протянул пакетики Жереми:

— Заныкай их. Чтоб не валялись. А то у тебя тут столько народу толчется. Завтра тебе позвонят. Парень от Стако. Ах да, чтобы ты был уверен, что это тот самый, он спросит, знаешь ли ты результат матча «Олимпик Лионэ»-«Пари-Сен-Жермен», — добавил он с истерическим смешком. — Я балдею. Прямо дурное кино про братков.

Когда за молодым человеком закрылась дверь, Жереми почувствовал себя чудовищно одиноким: его невероятная история разыгрывалась без него, но он был ее жертвой.

Безумию он мог противопоставить лишь ту часть своего рассудка, которая как будто еще функционировала. Он знал, что балансирует в шатком равновесии на провисших нитях своего разума. У него было мало времени. Несколько часов. Всего несколько часов в здравом уме, чтобы разрешить несколько лет безумия. Он не мог смириться с утратой Виктории и детей — он должен был дать бой. Должен был привести в порядок свои мысли. Пересмотреть свою историю и найти в ней зацепки. На него снизошло наитие, в руках была путеводная нить, следуя которой он или найдет себя, или потеряет.

Жереми был теперь на улице перед домом. Он вспомнил адрес, который подсказал ему Тома в тот день, когда Симон поранился.

Он несколько раз прошелся взад-вперед, прежде чем решился позвонить в домофон.

Несмотря на металлический звук, он понял, что ответил ему голос не Виктории, а женщины постарше.

— Я хотел бы поговорить с Викторией.

Прошло несколько секунд, в течение которых его собеседница, казалось, размышляла.

— Ее нет.

— Мне надо с ней связаться. Где она?

— Не знаю. До свидания.

— Подождите!

Связь прервалась.

Жереми пожалел, что у него нет ключей от квартиры. Виктория наверняка добилась, чтобы он отдал их ей.

Он достал мобильный телефон, который нашел в комнате, и просмотрел занесенные в память имена. За исключением Клотильды и Пьера, все были ему незнакомы. Наконец он нашел номер мобильного Виктории.

На пятом гудке включился автоответчик. Он смешался, услышав беззаботный голос Виктории и вспомнив свои прошлые пробуждения, такие близкие, когда они были счастливы.

Он глубоко вздохнул, силясь успокоиться, чтобы оставить внятное и убедительное сообщение.

— Виктория, это Жереми. Я звоню тебе, потому что ты единственная можешь понять, что я должен сказать. У меня очередной приступ. Один из приступов, что позволяют мне осознать мерзости, которые я натворил. Я знаю, ты еще можешь мне поверить. Как в прошлый раз, когда ты послушалась моего совета и поместила меня в больницу. Я знаю, что из этого ничего не вышло, что я бросил лечение. Я прочел письма твоего адвоката. Я не знаю, что осталось сегодня от твоих чувств и от твоего желания мне помочь. Я просто хочу объяснения. Хочу знать, что в точности произошло на следующий день после моей записи. И еще хочу получить назад кассету. Прости, если я тебя обижал. Позвони мне. Или приходи. Просто поговорить. Я в кафе напротив нашей квартиры. Твоей квартиры. Я буду ждать. Не бросай меня.

Он знал, что Виктория подаст ему знак, что она его не оставит, что сумеет провести черту между негодяем, заставившим ее страдать, и тем, кем он был и кого она любила. Она поймет, что оба они — жертвы одного и того же человека.

Он вошел в маленький бар с облупившимся фасадом и сел лицом к улице. Размышляя, он сумел вычленить несколько внятных фрагментов в этом хаосе образов и слов. Может быть, он был на неверном пути, но пройти по нему стоило. Хотя бы ради того, чтобы не терять надежды.

Он заказал кофе. Хозяин обслужил его, бросив «Вот, месье Делег» довольно агрессивно. По всей видимости, он не принадлежал к числу любимых клиентов.

Жереми огляделся. Жизнь шла своим чередом, безразличная к его драме. Старик и старушка сидели молча, видно, ломая голову, чем занять этот новый день. Светловолосая студентка обожглась кофе и тихонько ругнулась. Замечтавшаяся девушка рассеянно разглядывала блики на столешнице, улыбаясь, наверное, каким-то нежным воспоминаниям. Мужчина у стойки осматривался с глуповато-жизнерадостным выражением лица в надежде завязать разговор с другим клиентом. Женщина неопрятного вида уставилась на стакан белого вина. Менеджер в хорошо сидящем костюме был поглощен чтением спортивной газеты.

Он чувствовал себя невидимым и тоскующим наблюдателем жизни, к которой больше не принадлежал.