Игра навылет - Семен Глинский

Стоял около недавно вырытой канавы и смотрел, как двое работяг опускают в неё стальную трубу. К ним присоединяется ещё один мастеровой и, подтащив газовый баллон, зажигает горелку и пускает длинную огненную струю.

Гремит взрыв, и огонь заполняет всю канаву. Вдруг отрывается от земли и, зависнув на мгновенье в воздухе, разваливается на куски строительный вагончик. Рвутся сложенные в штабель баллоны, и в воздухе свистят, как пули, стальные осколки.

Просыпался в страхе и, трогая свою ногу, пугался ещё сильнее – это была не его нога. Она была сделана из резины и отказывалась ему подчиняться.

Надавив на кнопку, он вызвал дежурного врача, и, пощупав его ногу, женщина согласилась:

– Да, отёк очень сильный. – А потом задала неожиданный вопрос: – Вы женаты?

– Почему вы об этом спрашиваете? – не понял он.

– У вас задет один важный нерв, – объяснила она. – С этим живут, конечно, но как мужчина вы, возможно, станете несостоятельным.

– Немедленно пригласите сюда хирурга, – потребовал он. – Доктор должен был меня предупредить.

Женщина пожала плечами.

– Хирург, который вас оперировал, сейчас занят, – сказала она. – Зря вы расстраиваетесь раньше времени. Ничего ведь точно не известно пока.

Доктор забежал в палату на одну минуту.

– Извините, сегодня операционный день. Я займусь вами, когда освобожусь.

– Она меня не слушается, – пожаловался он. – И мне сказали, что могут быть тяжёлые последствия.

– Отёк со временем пройдёт. – Доктор вытащил из кармана халата иголку и воткнул её в распухшее синее колено. – Боль чувствуете?

– Вроде бы да, – сказал он неуверенно. – Как будто комар укусил.

– А в этом месте? – Теперь игла вонзилась в пах. – Сильнее или слабее?

– Ничего не чувствую. – Он схватил доктора за руку. – Вы не можете меня так бросить. Я пришёл сюда мужиком – и мужиком уйду. А если упирается в деньги – это не вопрос.

– Сейчас разговор не о деньгах. – Врачу позвонили на мобильный, и он ответил: – Да, я сейчас как раз у него, в десятой палате. Больной уже не спит, и вы сможете с ним побеседовать.

– Кому я там понадобился? – спросил он сердито. – Журналистам?

– Это следователи, – ответил доктор. – Они уже допрашивали одного раненого, а теперь идут к вам.

Их было, как и полагается по классике, двое – толстый и тощий. Толстый мурлыкал и щурился, как кот на сметану. Тощий вытягивал шею, шипел и бегал по палате, как гусак.

– Ну, мужик, ты даёшь, – веселился жирный. – У тебя уже вагончики в воздух поднимаются. Торнадо к нам сюда прилетел?

– Он за идиотов нас держит, – побелев от злости, ярился второй. – Любому понятно, что вагон взорвали. Осталось только выяснить, кто это сделал.

– Нормальная придумка, – ухмылялся толстый. – Типа ковра-самолёта, и на нём шесть таджиков. Прямым рейсом они улетают в рай.

– Вы меня обвиняете, что ли? – спросил он с обидой.

– Не станешь нам помогать – сядешь в тюрьму, – пригрозил ему худой. – Ты давай не хохми, – посоветовал котяра. – А расскажи нам всё без утайки. Кому мешали эти таджики, и кто хотел с ними расправиться? Ты ведь постоянно там болтался и не мог не знать про эти дела.

– Не было никаких дел, и никто их не взрывал. – Он взял у толстого листок, на котором следователь записывал его показания, и нарисовал схему. – Вот здесь стояла газовая плита, и они её никогда не выключали. Варили себе еду и около неё грелись.

– Хочешь убедить нас в том, что они сами себя взорвали? – наклонившись над листком, спросил тощий. – Обычная бытовуха, да?

– Рамы они никогда плотно не закрывали. – Он показал на плане, где были окна. – Знали, что могут угореть, и проветривали постоянно вагончик.

Он продолжал рисовать, и теперь на схеме появилась канава.

– Это Моника во всём виновата. Она заставила таджиков слезть с крыши, которую они покрывали шифером, – и чурки напились и завалились спать. А ветер погасил конфорку, и вагончик заполнился газом.

– Потом он просочился через щели на улицу и дошёл по канаве до сварщиков, – подхватил толстяк. – Те запалили газ и поджарили таджиков на костре.

– Вот именно, – согласился он. – Всё так и было.

– Тут есть парочка неувязок. – Худой забрал у него ручку и обвел жирно два прямоугольника. – Раму кто-то закрыл на крючок, а на дверь снаружи повесили замок. И это больше похоже на убийство, чем на несчастный случай.

– Я оставлю тебе свой телефон. – Толстый вынул из кармана и положил на тумбочку визитку. – Если вспомнишь что-то – звони.

Он вспомнил, что за минуту до взрыва ему навстречу проехала по дороге машина, и в ней сидели охранники. Возможно, стоило рассказать об этом следователю, но он не хотел никого больше втягивать в это дело.

Он знал настоящего виновника, а вернее сказать, виновницу. Но если бы назвал её имя, над ним бы просто посмеялись.

Та самая женщина, с которой его познакомил Солодов. И это была её месть.

Она была уже здесь, в больнице, и, постукивая каблучками, приближалась к палате. Вошла – и накрыла его своим облаком, и он задохнулся в её ароматах.

Протянула ему горшок, в котором росла фиалка, – лепестки имели тот же пронзительный лиловый оттенок, что и её глаза. Такого цвета обычно бывает небо после того, как уходит гроза.

– Почему вы ко мне пришли? – спросил он. – Милосердие вроде бы не в вашем характере. Я не прав?

– Да, конечно, – кивнула она. – Но я не люблю оставаться в долгу, и мне нужно было вас чем-то отдарить.

– Теперь мы квиты, – согласился он. – Но для чего было устраивать это идиотское шоу? Без пиротехники и спецэффектов нельзя было обойтись?

– Нет, – мотнула она головой. – Я не умею без этого обходиться, и лучше меня не заводить.

– И нужно, чтобы вам приносили жертвы, – продолжал он разбирать по косточкам её трудный характер. – А человеческая жизнь для вас ничто.

– Для меня важна только гармония. – Таков был её ответ. – И ей обязательно предшествует хаос.

От этой поездки зависело будущее. Всего оркестра в целом и каждого из них в отдельности – и они это прекрасно понимали и репетировали как одержимые.

Поднимались затемно и, наспех помывшись и торопливо что-то проглотив, мчались в капеллу.

Рассаживались по местам и, спрятав за пюпитрами несвежие помятые лица, настраивали инструменты.

Появлялся старикан – и всё мгновенно затихало. Он сдержанно здоровался со всеми и, выждав пару минут, поднимал вверх дирижёрскую палочку.

Слушал тишину и, потянувшись волосатым ухом к оркестру, почти неуловимым движением руки извлекал из инструментов первые тягучие звуки.