Флорентийские маски - Роза Планас

Бабушкин дом был продан уже больше пятнадцати лет назад. После ее смерти дом сначала надолго заперли и лишь спустя какое-то время поделили мебель между наследниками, превратив опустевшее пространство в подобие могильной ямы. Это ощущение пустой гробницы, явно приготовленной не для одной бабушки, также осталось с Марком на всю жизнь. Время от времени, прогуливаясь по окрестностям, Марк подсознательно сворачивал на улицу, ведущую к бабушкиному дому, и останавливался, разглядывая перекрашенные новым владельцем фасад, двери и окна. В такие минуты уныние и печаль, приводившие его к ненавистному дому, становились особенно сладостными. В знакомых мутных стеклах проступали седые прожилки прошлого, а на прощание Марк видел взмах безмолвной и бесплотной, как крыло голубки, руки. Точно так же – беззвучно и бесстрастно – махала ему вслед бабушка.

Два слова, записанные в его дневник призраком Диккенса, произвели на Марка неприятное впечатление. Нет, он не перестал ходить в читальный зал и даже не изменил уже ставшего привычным расписания, но с тех пор чувствовал себя в стенах музея не так уютно, как раньше. Несмотря на изменившуюся для него атмосферу, Марк все же сумел преодолеть свое внутреннее беспокойство и упорно продолжал начатые поиски, пытаясь выбрать из казавшегося бесконечным каталога именно те книги, которые могли бы помочь ему найти ключ к мучившей его загадке. Очень быстро он осознал, что расхожая формула «кто ищет, тот найдет» есть не что иное, как пустая фраза, лишенная какого-либо реального содержания. Чем больше книг он прочитывал, тем больше склонялся к мысли, что пытается найти иголку в стоге сена. Его энтузиазм постепенно шел на убыль, но в тот день, когда он, казалось, уже готов был прекратить бесплодные поиски, судьба свела его с человеком, в корне изменившим взгляды Марка не только на предпринятую им экспедицию в прошлое, но и на его собственную жизнь. Звали этого человека Ада Маргарет Слиммернау. В жизни Марка она появилась словно ниоткуда – в один мартовский вторник, в тот момент, когда он закрыл большой том народных сказок, которые Итало Кальвино собрал в разных провинциях Италии. Марк даже не видел ни лица, ни силуэта женщины, а лишь неожиданно услышал произнесенные где-то неподалеку тихим, едва слышным шепотом слова:

– Мне очень нравится Караваджо, а вам?

Марк поднял голову и увидел рыжеволосую женщину. Непокорные, пышные, словно специально взбитые, кудри создавали вокруг головы незнакомки что-то вроде огненного нимба. Ее глаза цвета зеленого бутылочного стекла смотрели на мир дерзко и в то же время печально-задумчиво. На лице сохранились едва заметные коричневые точки, которые часто бывают видны на детской коже. Принято считать, что эти темные веснушки свидетельствуют о шаловливом характере ребенка, а сохранившись на лице взрослого, намекают на то, что человек так и не смог или не захотел до конца расстаться с детством. Прежде чем ответить на заданный вопрос, Марк на пару секунд отвел взгляд, а затем снова посмотрел на неизвестно откуда взявшуюся женщину.

– Я живописью не интересуюсь, да и вообще, если хотите поговорить об искусстве, то это не ко мне.

Он выпалил сию беспардонную ложь, как мальчишка, который безотчетно поднимает с земли камень и швыряет его в незнакомое окно просто так – чтобы посмотреть, что после этого будет. Сделал он это неспроста: слишком уж надоели ему нежданные гости из загробного мира. Марк и сейчас не мог с уверенностью сказать, кто стоит перед ним: женщина из плоти и крови или же какая-то просвещенная покойница, чей не успокоившийся дух нашел себе временное пристанище в стенах библиотеки, где эта рыжая, скорее всего, провела большую часть жизни.

Как выяснилось, одной нелюбезной фразы было недостаточно, чтобы сбить Аду с толку. Не обращая внимания на ответ Марка, она настойчиво продолжила начатый разговор:

– По-моему, вы сами не знаете, что ищете. Мне кажется, я могла бы вам помочь, если, конечно, вы позволите.

Марк почувствовал себя неуютно; он никак не мог взять в толк, почему незнакомка ведет себя так настойчиво и бесцеремонно. Решив прервать занятия раньше времени, он встал из-за стола и уже раскрыл было рот, чтобы попросить незваную собеседницу оставить его в покое. Предугадав намерение Марка, женщина сумела опередить его, пояснив причину своего появления:

– Прошу прощения, что не представилась сразу. Меня зовут Ада, и меня к вам направил Пол Харпер, ваш дядя. Я специалист – извините за столь самонадеянную характеристику – по итальянской народной культуре.

Услышав эти слова, Марк покраснел до корней волос. Несмотря на полумрак, царивший в дальнем углу читального зала, Ада заметила это и улыбнулась. После первого знакомства Ада встречалась с Марком в библиотеке еще несколько раз. Поначалу он не горел желанием посвящать ее в суть своих ученых штудий, потому что не без оснований опасался непонимания и иронических комментариев в свой адрес. В то же время с каждой встречей он все отчетливее понимал, что этой женщине можно доверить очень многое, если не все, и она готова понять любую его безумную затею и отнестись к ней совершенно серьезно. Двадцать шестого мая Ада Маргарет Слиммернау позволила себе назначить Марку свидание у нее дома – в особняке, находящемся прямо за Ковент-Гарденом. Добираться туда Марку нужно было на метро. Проезжая станцию за станцией, он все больше склонялся к мысли, что настало время открыться и рассказать Аде о том, с какой целью он регулярно и, увы, пока безрезультатно посещает читальный зал. Он не был на сто процентов уверен, что она не рассмеется и не прокомментирует его признание каким-нибудь убийственно ироничным замечанием. Тем не менее он готов был рискнуть. Ему даже не столько было важно, сможет ли Ада помочь ему в попытке разгадать тайну Пиноккио, сколько хотелось узнать, какова будет реакция на столь неожиданное его заявление. Выйдя из метро, Марк еще с четверть часа шел пешком по району, который за последние десятилетия превратился в настоящий туристский муравейник. Первые этажи зданий были сплошь заняты сувенирными лавочками, в которых продавались безделушки на любой вкус и кошелек. Некий налет изящества придавали этому району слонявшиеся по тротуарам актеры, декламировавшие, бубнившие себе под нос и почти выкрикивавшие самые разные шекспировские монологи. Многие из них вносили в тексты классика весьма значительные изменения. Кто-то делал это по причине плохой памяти, а кто-то просто читал себя вправе беспардонно осовременивать великого драматурга, подгоняя его произведения под реалии сегодняшнего дня.

Марк подал пару пенсов белому ангелу на ходулях, который без устали читал стихи и махал крыльями, пытаясь тронуть сердца публики – холодной, по-викториански безучастной к порывам творческой натуры. Миновав старинный рынок, Марк свернул на Элис-роуд и стал спускаться к Темзе. Было пять часов вечера, и яркое, но дипломатично скромное солнце пыталось не слишком привлекать к себе внимание и в то же время получить общественное признание. Ориентируясь по набросанному Адой плану, Марк прошел несколько кварталов и свернул в парк, вход в который украшали два огромных вековых дуба. С правой стороны от центральной дорожки, чуть в глубине, виднелась решетка, отделявшая общедоступную часть парка от частной территории, примыкавшей к вполне типичному лондонскому особняку – зданию неопределенного возраста, но вместе с тем легкоузнаваемого английского стиля. Две каменные колонны и маленькая лестница, выкрашенная белой краской, отделяли сад от входной двери. Чтобы попасть внутрь, Марку пришлось открыть калитку в решетке, окружавшей дом.