Серебряные коньки - Мэри Мейпс Додж

Эх, не хотелось мне рассказывать вам все это! Будь мой отец в своем уме, он не обидел бы и котенка.

Минуты две мальчики катили молча.

– Ужасно! – вымолвил наконец Питер. – А как он чувствует себя сегодня?

– Очень плохо.

– К чему вам идти за доктором Букманом, Ханс? В Амстердаме есть другие врачи, и они, быть может, помогли бы вашему отцу… Букман – знаменитость, его приглашают только самые богатые люди, да и те иногда не могут дождаться его.

– Он обещал мне… он вчера обещал мне прийти к отцу через неделю… но теперь, когда отцу так плохо, мы не можем ждать… Нам кажется, что он, бедный, умирает… Пожалуйста, мейнхеер, попросите доктора прийти поскорее… Не станет же он откладывать свой приход на целую неделю, когда наш отец умирает… Меестер такой добрый!..

– Такой добрый? – повторил Питер удивленно. – Но его считают самым жестким человеком в Голландии!

– Он только кажется таким, потому что он очень худой и всегда озабоченный, но я знаю – сердце у него доброе. Передайте меестеру то, что я рассказал вам, и он придет.

– От всего сердца надеюсь на это, Ханс. Но я вижу – вы спешите домой.

Обещайте мне, что, если вам понадобится дружеская помощь, вы обратитесь к моей матери в Бруке. Скажите, что это я послал вас к ней. И вот еще что, Ханс Бринкер… не как награду, но как подарок… возьмите хоть несколько гульденов.

Ханс решительно покачал головой:

– Нет-нет, мейнхеер… не возьму. Вот если бы мне найти работу в Бруке или на Южной мельнице… Но повсюду отвечают одно и то же: «Подождите до весны».

– Хорошо, что вы об этом сказали! – горячо проговорил Питер. – У моего отца найдется для вас работа теперь же. Ему очень понравилась ваша красивая цепочка. Он сказал: «Этот малый чисто работает; он будет мастерски резать по дереву». В нашем новом летнем домике дверь будет резная, и отец хорошо заплатит за эту работу.

– Слава богу! – вскричал Ханс, радуясь неожиданному предложению. – Вот было бы хорошо! Я еще ни разу не брался за большую работу, но с этой справлюсь. Знаю, что справлюсь.

– Прекрасно! Так скажите моему отцу, что вы тот самый Ханс Бринкер, о котором я говорил. Он охотно поможет вам.

Ханс посмотрел на Питера с искренним удивлением:

– Благодарю вас, мейнхеер.

– Ну, капитан, – крикнул Карл, стараясь казаться как можно более кротким, чтобы сгладить свое недавнее поведение, – мы теперь в самом центре Хаарлема, а от тебя еще не слышали ни слова!.. Ждем твоих приказаний. Мы голодны, как волки.

Питер весело ответил ему что-то и поспешно обернулся к Хансу:

– Пойдемте с нами, поедим вместе, и я не буду вас больше задерживать.

Какой быстрый печальный взгляд бросил на него Ханс! Питер и сам не понимал, как это он до сих пор не догадался, что бедному мальчику хочется есть.

– Нет, мейнхеер, может, в эту самую минуту я нужен матери… может, отцу стало хуже… Мне нельзя мешкать. Храни вас Бог! – И Ханс, торопливо кивнув, повернулся в сторону Брука и скрылся из виду.

– Ну, ребята, – со вздохом сказал Питер, – теперь идемте завтракать!

Глава XV

Родные дома

Не следует думать, что наши юные голландцы уже позабыли о больших конькобежных состязаниях, которые должны были состояться двадцатого числа.

Напротив, они весь день очень часто думали и говорили об этом. Даже Бен, – хотя он больше других чувствовал себя путешественником, – и тот, какими бы видами он ни любовался, не забывал о желанных серебряных коньках, день и ночь носившихся перед ним, как видение, вот уже целую неделю.

Как истый Джон Будь, по выражению Якоба, он не сомневался, что его английская стремительность, английская сила и другие английские качества помогут ему когда угодно посрамить на льду всю Голландию, да, пожалуй, и весь мир. Бен действительно был отличный конькобежец. Ему не пришлось тренироваться так часто, как его новым товарищам, и все же он насколько возможно развил свои способности; кроме того, он был так крепко сложен, так гибок – короче говоря, был всегда и всюду таким подтянутым, подобранным, проворным, ловким, что кататься на коньках было для него так же естественно, как верблюду бежать, а орлу парить.

Только бедный Ханс, у которого было так тяжело на сердце, не мечтал о серебряных коньках ни в ту звездную зимнюю ночь, ни в тот ясный солнечный день.

Гретель – та, сидя рядом с матерью в долгие, утомительные часы дежурства у постели больного, видела в своих мечтах серебряные коньки, но видела не как приз, который можно получить, а как безнадежно недоступное сокровище.

Рихи, Хильда и Катринка – те ни о чем другом не думали: «Состязания! Состязания! Они состоятся двадцатого!»

Все три девочки дружили между собой. И по возрасту, и по способностям, и по общественному положению они почти не отличались друг от друга, но натуры у них были совсем разные.

С Хильдой ван Глек вы уже знакомы – это была четырнадцатилетняя девочка с добрым, благородным сердцем. Рихи Корбес была хороша собой – гораздо ярче и красивее Хильды; но душа у нее была совсем не такая ясная и солнечная.

Тучи гордости, недовольства и зависти уже собирались в ее сердце и день ото дня все росли и темнели. Конечно, они, как всякие тучи, часто рассеивались, но, когда разражалась буря и лились слезы, кто же был их свидетелем? Только служанка Рихи да ее отец, мать и маленький брат – словом, все те, кто больше всего любил ее. И, как всякие тучи, тучи в душе Рихи нередко принимали странные формы: все то, что на самом деле было пустяками, призрачным плодом воображения, превращалось в чудовищные обиды и в препятствия, непреодолимые, как горы. Для Рихи бедная крестьянская девочка Гретель не была человеком, таким же, как сама Рихи, – она была лишь чем-то напоминающим о бедности, лохмотьях и грязи. Такие, как Гретель, думала Рихи, но имеют права чувствовать и надеяться, а главное, они не должны становишься поперек дороги тем, кто богаче их. Они могут на почтительном расстоянии трудиться и работать на богатых, даже восхищаться ими, но восхищаться смиренно, и только. Если они возмущаются, подавляйте их; если они страдают, не беспокойте этим меня – вот каков был тайный девиз Рихи. А ведь как она была остроумна, с каким вкусом одевалась, как прелестно пела! Какие нежные чувства она испытывала (к любимым котятам и кроликам) и как она