Тайна монеты Каракаллы - Сергей Карпущенко

Один бухарик, сдвинув повыше кепку, козырек которой до этого защищал его глаза от солнца, лениво спросил:

— А что, добрый человек, помочь нам можешь? Или так, зазря языком треплешь?

— Не зазря, господин бухарик, не зазря. Хочу подлечить ваши души, мужики, потому как есть у меня к вам дело, а с больными, напряжными людьми мне говорить влом.

У мужиков забегали глаза: от такой нежданной щедрости они давно отвыкли, а Кошмарик, вынув из бумажника полста рублей, протянул их бухарику, который был менее синим, чем другие, и наставительно сказал:

— Здесь на батл водки и на легкую закуску хватит. А потом поговорим…

Через пять минут на скамейке уже царило веселье. Звенели добытые бог весть где стаканы, резались двести граммов дешевой колбасы, хрустел хлеб. Чтобы перестать быть людьми «напряжными», мужикам хватило и по полстакана, а потом один из них, наверное обладающий авторитетом, а также багровым кровоподтеком под глазом, спросил у Кошмарика:

— Слушай, шеф, а ты чего такой добрый, а? Поди, хочешь, чтобы мы тебе услужили? Может, замочить кого надо?

Володя смотрел на пьянчужек с едва скрываемым отвращением, а уж когда «синяк» спросил такое, готов был бежать без оглядки. Кошмарик же ответил «синяку» серьезным тоном:

— Точно, угадал. Замочить мне нужно одного человечка, только одному из вас придется мочить своего другана.

— Ты чего пургу метешь, старик? — испугался другой «синяк». — Мы своих не трогаем. Если хочешь, отмашем кого другого. Только укажи, да и еще на бутылку подкинь. Что, обидел тебя кто-то здесь, на Вороньей? Мы всех знаем!

— Так, кореша, — стал еще более серьезным Кошмарик, — трепаться мне с вами некогда. Слушай меня внимательно. Замочить нам друг друга придется, то есть задушить, только сделаете вы это в спектакле. Не согласны, я других артистов найду.

Лица бухариков тут же стали значительными и важными — их приглашали стать артистами, значит, они в этом скверном мире что-то еще стоили.

— Шеф, ты дельные вещи предлагаешь, — сказал «синяк». — Ты что, режиссер? Расскажи поподробней о спектакле.

— Нет, режиссер вот этот парень, а я только продюсер. Сечешь? Ну, Вольдемар Вольдемарыч, — обратился Кошмарик к другу, — расскажи господам бухарикам о представлении.

Деваться было некуда, и Володя, преодолевая отвращение, объяснил мужикам, что за спектакль, где и когда он будет поставлен. К великому его изумлению, даже пьянчужки слушали с величайшим вниманием. Некоторые даже задавали уточняющие вопросы. Для пущей важности, — хотя это было излишне, — Володя развернул и показал мужикам афишу, предложив:

— Хотите, я укажу в ней фамилии тех, кто будет играть в спектакле. Мне, собственно, нужны три человека.

Сразу же поднялся шум. Хмель уже успел дойти до самого нутра бухариков, и они принялись выяснять, кто какую роль будет играть. Всего их было пятеро, так что предстояло решить, кто же попадет в спектакль. Для начала они выяснили, сколько получат актеры, и Кошмарик пообещал им по тридцать рублей, хотя раньше собирался дать по полета каждому. Узнав о столь крупном вознаграждении, мужики зашумели еще громче, из магазина вышла продавщица и велела им перестать орать или немедленно убраться. И тут Володя приступил к своим режиссерским обязанностям. Он решительно заявил, что сам отберет актеров, и все замолчали.

Выбирал он артистов исходя из следующих соображений: Каракаллой должен быть мужик с самым отвратительным лицом, для Геты, его брата, подойдет алкаш с благообразной физиономией, а уж чтецом в прологе и эпилоге должен стать обладатель самого солидного лица. Об актерских способностях бухариков Володя не задумывался.

Подыскать Каракаллу было проще всего — нм стал мужик с багровым синяком, и счастье залило его сизоватое лицо, когда он понял, что ему придется хоть на двадцать минут перевоплотиться в императора. На роль Геты Володя выбрал самого юного члена пьющей компании. Парень тоже был рад, хотя перспектива быть задушенным его не слишком прельщала, и он сразу заявил «синяку» — Каракалле, чтобы тот душил его полегче, что ему и было обещано. Трудней всего оказалось выбрать чтеца. Умных лиц в компашке не наблюдалось, поэтому Володя просто-напросто попросил оставшихся произнести по строчке из текста. Те очень старались, но из трех человек в труппу Пыл зачислен лишь один, с самым низким, густым басом.

— Итак, господа актеры! — вошел в свою роль Володя. — Ждите нас здесь — репетировать начнем сегодня, а мы с господином продюсером к вокзалу сбегаем, афишу повесим и к вам вернемся.

Мужики согласились репетировать, только настояли, чтобы их фамилии были немедленно внесены в афишу, и Володя беспрекословно подчинился.

— Ну ты удружил мне! — недовольно бросил он Кошмарику, когда они шли к станционному зданию. — Каких-то алкашей набрали!

Ленька неожиданно рассвирепел:

— Что?! Базары?! Он еще бузит! Да не будь меня, где бы ты артистов нашел? Ты бы играть стал? Я? Папашу бы твоего вызвали? Сидел бы и помалкивал, раз слов благодарности не нашел! А я еще бабки свои на это пустое дело трачу!

Володя понял, что зря обидел друга, и замолчал. Кошмарик же подумал про себя: «Так его, правильно я отделал! Хоть и не пустое это для меня дело. Я тоже посмотреть хочу, не клюнет ли кто на эту наживку! Не попадет ли кто в нашу мышеловку!»

Они прилепили скотчем афишу к стене, рядом с объявлением о пропаже Валентина Разуменко, и пошли назад, к магазину. Мужики были какими-то хмурыми, будто обиженными. Каракалла без обиняков заявил:

— В общем, режиссеры и продюсеры, нужно нам перед репетицией еще помаленьку глотнуть да закусить. А то работа не пойдет.

Гета и чтец его дружно поддержали. Вякнули в поддержку предложения и остальные двое, но Кошмарик их тут же осадил:

— Вы, бухарики-сухарики, не в труппе, вот и нечего пристраиваться. Артистам мало достанется из-за вас, что же мне, снова в магазин бежать? Договор есть договор — по тридцатке после спектакля, и — клизма, то есть баста!

Решительная речь Кошмарика отрезвила зарвавшихся. Бутылку и закуску все-таки купили и пошли искать «репетиционный зал». Мужики знали все укромные и тихие уголки на горе, поэтому решили разместиться почти на вершине, где на деревьях гнездились вороны, тучей летавшие и оравшие здесь. Володе вначале показалось, что вороний грай будет мешать, но потом он понял — так и надо для усиления трагичности происходящего. Он даже позабыл, зачем затеял все это. Его переполняла тревога творца, приступающего к созданию чего-то великого.

Артисты же перед созданием «нетленки» развалились на траве, зазвенели стаканы, задымили сигареты. Всем нравилось отдыхать и одновременно ощущать себя причастными к искусству. Кошмарик, заметив, что артистов начинает забирать хмель, скомандовал:

— Так, господа-артисты — «синяки»-бухарики! Потом докушаете, никуда от вас не убежит. Занимайте места. Режиссер уже на взводе.