Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Вдалеке вспыхнул слабый свет. Он встал, моргнул и снова посмотрел на него. Свет, слабая точка золотого света. Когда в доме Астры появился призрак ее мертвого ребенка, Прилипала обрушился на него со свечами и священной водой, а также долгими чтениями из Писаний, время от времени призывая его выйти на Короткое солнце.

Так, по крайней мере, говорили в городе; и когда он спросил об этом, Прилипала объяснил, что призраки, по большей части, не осознают, что они умерли:

— И, хм, вполне понятно, а? Невинная путаница, а? Они никогда раньше не были мертвы, э? Ну, мы, религиозные люди, знаем. Обычно. Информированы, а? Ожидали. Никаких призраков, хм, святых авгуров, а? Или, хм, сивилл. Да... э... слышал. Но мало. Очень мало.

Прилипала шел рядом и что-то говорил ему на ухо.

— Мы... э-э... предвидим это. Некоторые даже молятся, чтобы это было скорее, так как, э-э, желают благословенного общения Девяти. Но, хм, э...

Неверующие.

— Скептики предположили... никаких доказательств, а? Ты следуешь за мной, Рог? Хм, строят теории, что это такое, э, растворение? Добрые объятия Высокого Гиеракса — это... э... просто сон. Но без сновидений. Э… простой факт. Нет ничего такого.

Да, патера.

— Они не будут, гм, верить этому. Потому что не верят, а? В любом случае… э… помнят сны. Богиня сна, а? Морфия. Аспект Фелксиопы. Она, хм, мудро устроила, что мы... э... видим сны? Что мы подвержены, а? Да, подвержены. Подвержены фантомам...

Он наступил на что-то твердое и круглое. Он поднял его и почувствовал, как сухая, мертвая кора отваливается под давлением его ищущих пальцев. Упавшая ветка.

— Ты понимаешь?

«Нет, патера, — подумал он. — Нет. Не понимаю».

— Нет, гм, сна без сновидений, так что мы можем знать, что сон — это еще не конец. Мы, отдавшие бесчисленные, хм, восхитительные часы молитве, готовы. Узнать Гиеракса, когда он придет, а? Ты, хм, э... лодочник? Моряк?

Ее сучки были слабыми и хрупкими, но сама ветка казалась достаточно прочной.

— Ориентироваться по звездам, а? Ты понимаешь, что я имею в виду, Рог? По звездам, э, в полночный час, и по солнцу, э, при свете дня. Именно так. Только не, хм, я сам. Не гожусь для плавания, а? Но мне так сказали. Солнце и звезды.

Он помахал палкой перед собой, обнаружив слева от себя дерево, которое, возможно, было тем же самым деревом, и что-то губчатое справа — вероятно куст. Светящаяся желтая точка взывала к нему, как костры из плавника, которые жены рыбаков зажигают ночью на берегу.

— Ориентиры. Это, гм, очень важно, а? Ориентиры. Мы, гм, я говорил о вере. О часах, проведенных в молитве. Не... э... естественно для ребенка, а? Ты согласен? Бегать и кричать. Играть. Совершенно нормально. Непоседа в мантейоне, видел их десятки раз. Ты также, несомненно.

Да, патера. Конечно.

С палкой идти стало легче, и он сказал себе, что идет к Ослепительному Пути, к духовной реальности, в которой простое материальное Длинное солнце было чем-то вроде яркой тени. Он отправится в Главный компьютер (хотя уже побывал там) и встретится с богами.

— Следовательно, ребенок крепко держится, а? Ребенок придерживается ориентиров, родных и родимых мест.

Привет, Молпа. Меня зовут Рог, Чудотворная Молпа, и, по правде говоря, я никогда не уделял тебе много внимания. Мне очень жаль, Молпа, но, наверное, уже слишком поздно. Ты была богиней Мускуса. Мускус любил птиц, любил ястребов, орлов и все такое, а я не любил Мускуса, или, по крайней мере, мне не нравилось то, что мне говорили о нем другие.

— Добрались до берега, а? Эти, хм, покойные? Эти дети, которые, хм, достигли кульминации жизни слишком рано. Э... знакомый дом, хм, комнаты. Игрушка, а? Даже игрушки. Мы, э, лепечем, что они потеряли свои жизни, эй? Я сам это говорил. Мы все, а? Возможно, они надеются найти их снова, как потерянную куклу. Грустно, однако. Прискорбно. Не то что изгнать дьявола, а? Кальде Шелк, э? Совершил... э... экзорцизм. Написал, хм, отчет. Какое-то старое заведение на Музыкальной улице. Я... э... видел его. То есть его, хм, отчет.

Ты — богиня музыки, Молпа. Мне следовало бы помнить об этом. Мне бы не помешала веселая песня. И я пел, Молпа. Я действительно пел, хотя и не думал конкретно о тебе. О, Молпа! Пожалуйста, Молпа, дорогая старая Молпа, богиня воздушных змеев и детства, разве это не считается?

Точка света превратилась в прямоугольник. Все еще очень далекий, все еще очень маленький, но отчетливый. Какой бог владеет светом? Молпа? У Молпы есть осенние листья, блуждающие клочки бумаги, дикие птицы, облака и все другие легкие вещи. Так почему же не сам свет?

— Пас, а? Солнечный бог, э, бог солнца. Иди к свету, дитя, а? Ориентируйся по солнцу.

А как же звезды, патера? Может быть, Пас тоже бог звезд? Нет, не может быть, потому что звезды горели за пределами витка Паса.

Не только в мантейоне, Молпа — но в детстве я пел там в каждый сцилладень.

Чудотворная Молпа, ты ветра родила,

Что летят к небоземлям, раскинув крыла.

Потанцуй для нас, Молпа! На деревьях ты спой,

Пусть дыхание твое дарит мир золотой…

Старый гимн затих и исчез вместе с его надтреснутым и одиноким голосом. Тартар был богом ночи и темных мест, Тартар, который был другом Гагарки, который шел с Гагаркой, держа его руку в своей. В его руке не было руки бога, ничего, кроме палки, которую он поднял минуту назад. Есть ли бог палок? Бог леса и дерева? Бог или богиня для плотников и краснодеревщиков? Если они и есть, он ничего о них не знал.

Дым. Он остановился и принюхался. Да, древесный дым. Очень слабый, но древесный дым.

Как жарко!

Он пробовал коптить и солить рыбу, когда они впервые пришли на Ящерицу, а потом наблюдал, как его рыба портится, и, наконец, после неоднократных самоунижений, пошел к рыбакам и узнал их секреты. Запах древесного дыма всегда напоминал ему о его неудачах, о том, как он ел рыбу, которую даже преданная Крапива не стала есть, и как потом полдня мучительно болел живот. Именно сухость, а не дым (как он думал) спасали рыбу от разложения.

— Тартар! Ты слышишь меня, Мрачный Тартар? Ты меня слушаешь? — Когда он писал о Гагарке, он показал, что Тартар немедленно откликается на подобные просьбы; но здесь не было ни книги, ни рассказа, и вообще никакого ответа.

Трава, через которую он шел, вроде, была пшеницей. Что-то с колосом. В таком случае здесь, в темноте за Ослепительным Путем, выращивают пшеницу, в темноте, которая была просто материальной тенью, охлаждающей виток, охлаждающей даже дыхание Молпы.

Заяц присоединился к генералу Мята после смерти Крови и рассказал им об орлице и о том, как старый мастер воздушных змеев молился Молпе о ветре. Ветер пришел, сказал он. Ветер, вместе с зимой. Долгожданной зимой, и снегом, освежающим поля, такие же горячие и сухие, как дохлая рыба, висящая над костром.