📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаЗолотая тетрадь - Дорис Лессинг

Золотая тетрадь - Дорис Лессинг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 216 217 218 219 220 221 222 223 224 ... 227
Перейти на страницу:

Он сказал:

— Напиши для меня первое предложение в той тетради.

— Ты хочешь, чтобы я его написала для тебя?

— Да, напиши.

— Почему?

— Ты — член команды.

— Я этого не чувствую, и команды я ненавижу.

— Тогда задумайся на эту тему. Нас не так уж много и мы разбросаны по всему миру, но мы все связаны друг с другом, хотя и не знакомы лично. Мы привыкли полагаться друг на друга, зависим друг от друга. Мы — одна команда, мы — те, кто не сдались, кто будет продолжать сражаться. Я вот что, Анна, тебе скажу. Бывает, я беру в руки книгу и говорю: «Ага, так, значит, ты первым это написал, да? Вот и молодец. О'кей, тогда мне не придется писать об этом самому».

— Хорошо, я напишу для тебя первое предложение твоей книги.

— Хорошо. Напиши, а я скоро зайду, возьму тетрадь, скажу тебе до свидания, да и пойду дальше своей дорогой.

— Куда ты пойдешь?

— Ты прекрасно знаешь, что я не знаю.

— Однажды тебе придется все-таки это узнать.

— Ладно, ладно, но я пока еще незрелый, ты что, забыла?

— Может, тебе стоит в Америку вернуться?

— А почему бы нет? Любовь — она везде любовь.

Я засмеялась, я пошла к новой хорошенькой тетради и, пока он спускался вниз, я написала: «Стоя на сухом склоне холма, в Алжире, солдат смотрел, как лунный свет играет на стволе его ружья».

Здесь почерк Анны заканчивался, весь последующий текст в золотой тетради был написан рукой Савла Грина, это был небольшой роман об алжирском солдате.

Этот солдат был фермером, который сознавал, что его чувства и мысли о жизни — не то, чего от него ждут. Ждут — кто? Некие невидимые они, которые могли бы оказаться Богом, или Государством, или Законом, или Порядком. Он попал в плен, подвергся пыткам со стороны французов, потом бежал, вновь присоединился к Фронту национального освобождения и обнаружил, что теперь он сам пытает, повинуясь приказу это делать, французских пленных. Он знал, что должен что-то в связи с этим чувствовать, но — он не чувствовал. Однажды, глубокой ночью, он разговорился об этом с одним французским пленным, которого он в тот день пытал. Французский пленный оказался юным интеллектуалом, студентом, изучавшим философию. Юноша (а они тайно общались в тюремной камере) посетовал, что вот уже много лет он чувствует себя узником, заточенным в интеллектуальную тюрьму. Он замечает, а впервые он это понял уже много лет назад, что стоит ему только что-нибудь подумать или почувствовать, как это тут же попадает в одну из двух ячеек, на первой висит ярлычок «Маркс», на второй — «Фрейд». Все его мысли — как шарики в игре, которые неизбежно попадают в предназначенные для них лунки, жаловался он. Молодой алжирец воспринял это с интересом; а у него совсем все по-другому, сказал он, его беспокоит, — хотя, конечно, на самом деле ничуть не беспокоит, а он чувствует, что должно бы, — что ничто из того, что он чувствует или думает, не соответствует тому, чего от него ждут. Алжирский солдат сказал, что он завидует французу — или, скорее, чувствует, что должен бы завидовать ему. А французский студент в свою очередь сказал, что он от всего сердца завидует алжирцу: он бы хотел хоть раз, хотя бы один-единственный раз в жизни, подумать или почувствовать что-то свое, спонтанное, не подсказанное и не навязанное ему праотцами Фрейдом и Марксом. Голоса двух юношей возвысились чуть больше, чем это было разумно и уместно, особенно это касалось французского студента, который горестно и слишком горячо сокрушался о своей участи. Пришел командир и обнаружил, что алжирец беседует как с братом с пленником, которого он должен караулить. Алжирский солдат сказал: «Сэр, я делал то, что вы мне приказали: я его пытал. Но вы мне не сказали, что мне нельзя с ним говорить». Командир решил, что этот человек какой-нибудь шпион, возможно завербованный в то время, когда он сам был пленным. Он приказал его расстрелять. Наутро алжирский солдат и французский студент были расстреляны вместе, на склоне холма, они стояли плечом к плечу, их лица золотило восходящее солнце.

Позже этот короткий роман был опубликован и был воспринят вполне благосклонно.

Свободные женщины 5

Молли выходит замуж, у Анны случается роман

Когда Дженет впервые спросила у своей мамы, нельзя ли ей уехать в пансион, Анна отнеслась к этой идее весьма сдержанно. Она терпеть не могла все то, что подразумевает собой само понятие «пансион». Наведя справки о разных педоцентрических школах, она еще раз поговорила с Дженет; а девочка тем временем привела домой свою подружку, которая уже жила в традиционном пансионе, чтобы с ее помощью постараться убедить мать. Дети, с горящими глазами, полные тревоги, что Анна может отказать, долго щебетали о школьной форме, общих спальнях, экскурсиях, прогулках, пикниках, ну и так далее; и Анна поняла, что педоцентрическая школа — это как раз то место, где Дженет совсем бы не хотела оказаться. Фактически она говорила матери: «Я хочу быть обычной, я не хочу быть такой, как ты». Она посмотрела на мир беспорядка, мир экспериментов, где люди проживали день за днем, как шарики, вечно пляшущие джигу на сильно бьющей вверх струе воды, сохраняя в себе открытость для любых новых чувств и приключений, и она решила, что все это — не для нее. Анна сказала:

— Дженет, ты понимаешь, как сильно это будет отличаться от всего того, с чем приходилось тебе иметь дело до сих пор? Такая школа означает, что тебе придется ходить на прогулки строем, как это делают солдаты, ты будешь выглядеть как все, ты будешь регулярно делать одни и те же вещи в одно и то же время. Если ты не примешь надлежащих мер, то ты оттуда выйдешь горошинкой из консервной банки, точно такой же, как все остальные.

— Да, я знаю, — ответила тринадцатилетняя девочка, улыбаясь. Ее улыбка говорила: Я знаю, ты все это ненавидишь, но почему и я должна чувствовать то же самое?

— У тебя может возникнуть внутренний конфликт.

— Не думаю, — сказала Дженет, помрачнев внезапно, отшатываясь от самой мысли, что она могла бы усвоить материнский образ жизни до такой степени, что это повлекло бы за собой конфликты.

Когда Дженет уехала в новую школу, Анна поняла, до какой степени она привыкла зависеть от той дисциплины, которую налагали на нее материнские обязанности, — надо было утром вставать в одно и то же время, вечером ложиться спать довольно рано, чтобы набраться сил для раннего подъема, надо было вовремя готовить и подавать еду и управлять своими настроениями, чтобы не расстраивать ребенка.

Она осталась одна в огромной квартире. Ей бы следовало перебраться в квартиру поменьше. Она больше не хотела сдавать комнаты, мысль о том, что это может повлечь за собой нечто, подобное тому, что ей пришлось пережить с Ронни и Ивором, ее пугала. И ее пугало то, что это ее пугает, — да что с ней такое происходит, что она бежит от тех сложностей, которые может за собой повлечь общение с людьми, бежит от того, чтобы не оказаться вдруг во что-то вовлеченной? Это было предательством по отношению к тому, чем она, по ее мнению, должна была бы быть. Анна нашла для себя компромисс: еще год она проживет в этой квартире; она будет сдавать комнату; она будет искать для себя подходящую работу.

1 ... 216 217 218 219 220 221 222 223 224 ... 227
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?