Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

Ожоги не только на коже. Тлеют, пожирая нутро.

Relax, take it easy. (Расслабься, воспринимай это проще.)

Жадный рот смывает вязкую горечь, избавляет от мучений, растворяет и гнев, и грусть, исцеляет прежде незаживающие раны.

Сдаюсь.

На мгновение.

Лишь эти жестокие губы вправе меня касаться. Жалят похлеще любого пламени, дарят щемящую нежность, экстаз на грани агонии.

Пространство отравлено, пропитано ненавистью, пронизано ложью. Обратного пути не существует, а впереди распахнуты девятые врата.

— Я кое-что тебе задолжал, — елейно сообщает властитель ада. — Отлучусь ненадолго. Особые пожелания будут?

Не могу выдавить в ответ ничего членораздельного. Упоительная близость отключает разум.

— Хочешь есть или пить? — спрашивает сухо. — Заказывай — исполню.

Столь низменные мелочи мало волнуют мою возвышенную натуру. Не порти романтику, не разрушай инфернальную атмосферу.

— Хочу клубнику в шоколаде и шампанское, — признаюсь скороговоркой, помедлив, прибавляю: — И Бенгальские огни захвати.

— Огни? — уточняет насмешливо.

— Отлично сочетаются со снегом, — выразительно киваю в сторону улицы. — Предлагаю устроить пикник на подоконнике. Тут полно свободного места.

Фон Вейганд ограничивается ироничной ухмылкой.

Отступает, опять повязывает полотенце вокруг бёдер. Очевидно, не желает смущать прислугу.

А зря.

Такой мужчина просто обязан ходить голым. Пусть остальные смотрят и завидуют. Хотя нет, при подобном раскладе загнусь от ревности. Побережём истерзанные нервы, не станем искушать судьбу.

Он покидает комнату, оставляет меня одну, вынуждает сгорать от нетерпения и гадать, о каком именно долге шла речь.

Неужели приготовил подарок на день рождения? Таки раскошелился, не зажал, проявил креативность. Молодец, старается.

Любопытно — что там?

Золото или бриллианты. Отрубленная голова или окровавленный труп. Спектр ожиданий широк, возможности соответствуют.

Повезло же влюбиться.

Убийца. Садист. Психопат. Манипулятор до мозга костей. Зато не лицемер, не прячется за маской ханжи, не корчит из себя святого.

Стас осыпал пафосными клятвами, а после отдал на растерзание бандитам. Анна изображала настоящую дружбу, а потом предала без зазрения совести.

Дорогие слова и дешёвые поступки. Занятный контраст.

Когда всё хорошо, люди заливаются соловьём, источают сплошное обожание, сочиняют поэмы, не жалеют дифирамбов, счастливо рвут на груди рубашку и обещают любые блага, верность до гробовой доски. Однако стоит тучам сгуститься на горизонте, восторженность враз исчезает.

Истина прискорбна.

Когда попадаешь в серьёзный переплёт, никто не поможет и не спасёт. Наоборот, пихнут вперёд и отвернуться. Сольются в момент, быстрее, чем вода в толчке.

Проблемы негров шерифа не еб*т.

Веселимся вместе, а страдать изволь по отдельности. Не омрачай унылой физиономией чужой праздник жизни.

Как тогда сказала Дана?

— Ты сама виновата, кинула честного наркоторговца Вову на деньги, разруливай ситуацию как пожелаешь. Плати или подыхай.

Поразительная рекомендация. Тотальное безразличие. Тактика страуса, который рад закопаться в песок.

И где бы я сейчас была? В какой канаве сгнила, если бы не фон Вейганд?

Систему нереально изменить. Преступность неискоренима, войны неизбежны. Можно сколько угодно фантазировать об утопическом счастье, эти сладкие мечты никак не повлияют на веками формировавшийся порядок.

Против природы не попрёшь.

Вот и чудно.

Ощущаю облегчение, ибо знаю, кто находится у руля, по чьему приказу дерьмо сгребут на лопатку и вышвырнут восвояси. Не заботясь о средствах, по справедливости, по суровому закону джунглей.

Я жаждала демона, и я его обрела.

Остальное — побочный эффект.

Приму, пойму, смирюсь.

Щелчок замка вынуждает вздрогнуть и повернуться. Столб света из ярко освещённого коридора невольно ослепляет. Однако вскоре комната опять погружается во тьму.

Щурюсь, внимательно рассматриваю неторопливо приближающуюся фигуру.

А он приоделся, набросил халат.

Ну, нет.

Я так не играю.

Впрочем, выразить протест не успеваю. Мерзавец приступает к экзекуции практически сразу. Хватает безвольную жертву, разворачивает спиной, грубо давит на плечи, заставляя плашмя распластаться на подоконнике.

Больной ублюдок.

Что он задумал?

Приволок за собой целый сервировочный стол. На колёсиках. Из ротанга. Пощады точно не светит. Мельком изучаю пугающие агрегаты.

Бутылка шампанского угрожающе поблёскивает в полумраке. Бокалы зловеще сверкают. Расплавленный шоколад подозрительно темнеет в серебристой чаше. Клубника истекает кроваво-красным соком.

Чокнутый безумец.

По нему дурдом плачет.

Представляю грядущую расправу, начинаю мелко дрожать. Слабо вырываюсь, пытаюсь освободиться из плена.

— Не дёргайся, — повелевает фон Вейганд. — Я обработаю ожёг.

— Скукотища, — заключаю печально. — Не парься, заживёт.

Ох.

Немного печёт.

Терплю, даже не морщусь и не кривлюсь. Ради скользящей ласки этих пальцев не страшно принять огненную ванну. Блаженно улыбаюсь, с трудом сдерживаю грешный стон.

— Заводишься от боли? — замечает ядовито.

Его ладонь медленно опускается ниже, а колено раздвигает бёдра. Резко, рывком, пробуждая голодный озноб.

— От т-тебя, — зубы клацают, словно в оковах зимней стужи, голос срывается, безнадёжно простужен.

Выгибаюсь навстречу порочным движениям.

Вселенная содрогается, заснеженная улица расплывается перед глазами, сливается воедино с грязью, с копотью, пожирающей безупречное стекло.

Гребаный скрипач. Пианист хренов.

Перебирает струны, исследует клавиши. Властен исторгнуть любой звук. Любой оттенок, любую эмоцию.

Виртуоз.

— Очень трогательно, — заявляет саркастически.

Отступает, надевает на меня халат, бережно укутывает. Принимает все необходимые меры, дабы избежать соблазна.

Логически оправданный шаг. Сперва подарки, потом трах. Иначе забудем, для чего здесь собрались.

— Где долг? — интересуюсь деловито.

Фон Вейганд молча протягивает квадратный бархатный футляр.