Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

людей бесцветных, посредственных, полуграмотных, с низким уровнем интеллектуального развития. Это знали все. Но это устраивало также почти всех.

У меня не было злорадства, когда я читал эти убогие записи. Мне было жаль Брежнева. Но неизмеримо больше – великую страну. По натуре генсек был, пожалуй, даже добрым, радушным, сентиментальным человеком. Но им умело манипулировали аппарат, окружение. В известном смысле Брежнев был «высшей» марионеткой партийной системы. В последний раз я увидел Брежнева за две недели до его смерти. Маршал Устинов привел его (буквально привел с дюжим молодцем) в Свердловский зал Кремля, где собралось все высшее военное руководство страны на ежегодное совещание по подведению итогов. Генерального секретаря подвели к трибуне (за стол президиума он не смог подняться), положили перед ним бумаги, и он, судорожно держась за края ораторской тумбы, пытался что‐то прочесть. Генералы в зале низко опустили головы; было стыдно за страну и жаль больного человека, который волею аппаратной судьбы оказался на самой вершине власти. Теперь оттуда он мог для истории только пасть. Двадцать минут нечленораздельных слов… Я, например, не слушая характерных чавкающих звуков, думал лишь об одном: устоит ли? Неужели окружение не понимает, что посылать больного человека «на люди» – безнравственно? Рядом с оратором стоял молодец, как будто бы принесший очередной стакан чаю…

Ведь совсем недавно этот человек в докладе «Дело Ленина живет и побеждает» вновь провозгласил: «Как ни противоречива картина мира в наши дни, главные ее черты, главная решающая тенденция развития именно такова, как предвидел Ленин. Как ни отличны друг от друга составные части современного мира, каждая из них идет – и обязательно придет в конечном счете – к коммунизму».

И это говорилось не в 1919 году на Конгрессе Коминтерна, а в апреле 1970 года. Полная утрата чувства реальности; наследники Ленина жили в иллюзорном мире, созданном идеологическими мифами ленинизма.

Читая архивные документы, я еще раз переживал, как мог такой человек, как Брежнев, руководить гигантской ядерной страной, целой группой стран, которую называли «содружеством». Все его резолюции безграмотны и полны курьезов. Например, на справке по Азербайджану фломастером размашисто начертано: «К.Ч. Положи в дело до послесъездовского периода Л. Брежнев».

Все в обществе потешались над страстью генсека к наградам. Ходило множество анекдотов, баек о любви Брежнева к орденам и любым знакам отличия. Брежнев стал Героем всех социалистических стран, где это звание было учреждено. В 1973 году ему присудили (в СССР, конечно) Ленинскую премию «3а укрепление мира между народами». Ему же вручили высшую награду сторонников мира – Золотую медаль мира имени Фредерика Жолио‐Кюри. Брежнев стал обладателем высшей награды Академии наук СССР за особые творческие достижения в развитии марксистско‐ленинской теории – медали Карла Маркса. Он очень хотел быть маршалом – и стал им… Обладая высшим постом в стране, он инициировал награждение себя всеми мыслимыми и немыслимыми наградами, титулами, чинами. Тщеславие, доведенное до абсурда, потешало всю страну, а окружение генсека мучилось: чем бы еще его ублажить…

Дело доходило до того, что награждали Генерального секретаря не раз прямо на Политбюро, а Указ Президиума Верховного Совета СССР оформляли задним числом. Я удивляюсь только одному, как не реализовали одно смелое предложение, пришедшее с Украины, которое прислал в Политбюро член КПСС киевлянин Давидюк Сергей Михайлович. Он писал в январе 1974 года: «Назрел вопрос и необходимость учредить наивысшее звание нашей Родины «Герой коммунистического труда», и первое такое звание заслужил Леонид Ильич Брежнев».

Думаю, что члены Политбюро на этот раз просто скрыли от генсека это эпохальное предложение. А может быть, гражданин Давидюк просто тонко пошутил?

Галерея ленинцев на высшем партийном посту (а следовательно, и государства) весьма колоритна своей одномерной заданностью. Ленин до конца своих дней ратовал, чтобы в руководстве партии было как можно больше рабочих и крестьян, хотя в действительности осуществляли диктатуру «профессиональные революционеры». Ленинская традиция сохранилась: профессиональные партократы ни разу не выпустили из своих рук государственной власти. Хотя все они, естественно, родились в семьях рабочих, крестьян, служащих, но с молодых лет попали в обойму комсомольских, партийных секретарей и неуклонно продвигались по этим ступенькам до кремлевского кабинета.

Все генсеки, чтобы держать около себя своих сателлитов, должны были полагаться не только на общность идеологии, гигантское количество танков, которые они умели использовать, но и на готовность дать льготные кредиты, нефть, газ, металл, оружие по ценам ниже мировых. Когда Брежнев встретился 18 марта 1975 года в Будапеште с Э. Гереком, Г. Гусаком, Т. Живковым, Я. Кадаром, Э. Хонеккером, то вопрос очень скоро, естественно, зашел о нефти и другом.

«Г. Гусак: Наши плановики говорят, что надо подбросить дополнительно примерно полмиллиона тонн.

Л. Брежнев: Аппетиты растут. Раньше, я помню, ваш завод «Словнафт» получал по три миллиона тонн нефти в год, а теперь, кажется, хочет шесть или семь.

Г. Гусак: Всего получаем 16 миллионов тонн.

В. Щербицкий: Это все, что добывает в год наша Украина.

Л. Брежнев: Освоить новые месторождения – дело не такое легкое… Мы осуществляем поставки и Кубе. Мы и армию кубинскую одеваем бесплатно. И платим им за сахар по льготным ценам. Поставки зерна идут в ряд стран. Польша и ГДР тоже не обеспечивают себя хлебом…»[144]

Коминтерновское мышление продолжало жить. А чтобы питать надежду на распространение советского влияния на другие страны, приходилось много платить. При хронически отстающей собственной экономике. Но опять пример Ленина вдохновлял: в России был страшный голод, а она продает хлеб другим странам, шлет «золотые» чемоданы своим сторонникам во все концы света.

Ленин был проницателен: обосновав историческую роль «профессиональных революционеров», он создал, таким образом, методологию доказательства необходимости профессиональных партийных работников. Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев – все из этой плеяды.

Если Система при Сталине достигла своего апогея, а при Хрущеве была сделана отчаянная попытка освободиться от ее самых одиозных атрибутов, то властвование Брежнева пришлось на «плоскогорье» ленинского пути. Это были относительно спокойные годы, несмотря на интервенцию в Чехословакию и афганскую авантюру. Брежнев подходил для этого времени: ни реформ, ни скачков, ни конвульсий. Все как бы застыло. Генсек не уставал повторять: нужна стабильность. Но какая? Роста? Упадка? Стагнация? Брежнев хотел добиться всего, ничего не меняя. Сегодня есть немало людей, особенно бедствующих, которые с тоской вспоминают то «застойное», как его назвали, время. Но стагнация Системы в действительности означала углубление исторического кризиса ленинизма. Брежнев и подумать не мог, не то что сказать: «догнать и обогнать Америку…»

Попав на партийный олимп, каждый «обессмертил» себя деяниями. Но по ленинской традиции нужно