Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

кубанской стороны»[1110]. Поправка была принята; в окончательном тексте читаем: «от кубанской стороны».

Обширная статья 8 посвящена русско-крымским отношениям. Царские подданные, москвичи и казаки, не должны предпринимать никаких набегов на татарские рубежи «и неспокойные и своевольные казаки с чайками и с суды водяными да не выходят на Черное море… и от своевольств и напусков должны быть жестоко удержаны». Жестокое наказание должно грозить за всякое действие, противное миру и «доброму соседству». Равным образом и от Оттоманского государства «прежестокими» указами будет приказано пограничным губернаторам, крымским ханам, калгам, нурадинам, иным султанам и вообще всем татарским народам и ордам повиноваться Оттоманскому государству и не допускать никаких нападений на владения московского государя, полона не брать, скота не отгонять, но «с крепостию и радением соблюдать доброе соседство». Виновные в нападении будут наказаны в зависимости от вины; все пограбленное должно быть возвращено владельцам. «Разорители и мутители», не повинующиеся настоящему договору, будут подвергаться особенно жестоким наказаниям. Во время действия договора всякие неприязненные действия должны быть прекращены и все противное миру с обеих сторон будет запрещено жестокими указами. Мирный договор должен быть как можно скорее опубликован в порубежных местах с обеих сторон. Заключительные строки статьи касаются возбудившего столь много споров вопроса о «крымской даче», в котором русская сторона заняла столь твердую позицию.

Этот вопрос и при редакционных обсуждениях вновь поднялся с прежней остротой. Маврокордато в разговоре с переводчиком и подьячим 20 мая одобрил весь текст статьи: «Также-де и осьмая статья о татарех, хотя оная пространно написана, однакож и в договор напишется как она есть». Он только предложил сделать смягчающее добавление к резкой и категорической редакции заключительных строк в тексте посланников, что дача впредь ни в каком случае даваться не будет и татарам о ней не просить. «Только-де надобно, конечно, в нее приписать, что о даче ханской соседству пристойное добровольно да будет», или, если такая прибавка покажется посланникам неприемлемой, прибавить что-нибудь иное в том же роде. Этой припиской Маврокордато открывал все же возможность такой дачи по доброй свободной воле московского государя. В подкрепление он повторял старые и приводил новые аргументы. Султану от ханской дачи никакой прибыли нет и «не гораздо того желает, чтоб та дача хану и татарам от царя давана была, но желает уладить с обеих сторон это дело, чтобы впредь было крепко и постоянно» и чтобы хана и татар, а также своевольных людей не раздразнить и не привести в отчаяние[1111]. Они, посланники, с ними, думными людьми, единомышленны, «только в одних словах разность с ними напрасно творят». Турки вовсе не имеют намерения ввести посланников в какой-либо обман. Если бы он, Александр, такой обман видел, «конечно бы истинным христианским сердцем их, посланников, в том предостерег; и какой бы он был христианин, если бы больше норовил иноверцам, чем своим единоверцам!» В том, что он говорит в предлагаемой поправке о соседственной дружбе, разумеется воля государя «самовольная и свободная, а не принужденная». Посланники «изволили бы в рассуждение принять», что времена меняются; могут сложиться такие обстоятельства, когда и татары государю пригодятся, и если хан и татары «ущедрены будут государскою милостью, то и на всякое услужение государю будут готовы. Времена и лета один Бог знает, а дружба надобна всякому человеку» для будущего. При этом он привел в пример Турецкое государство. Когда султан поднимался войною на цесаря, ему обещали помощь казной и людьми шах персидский, и индийский царь, и хан абиссинский, и тогда султан им в том отказал, помощи принять не захотел: я-де и один сам управлюсь с цесарем! «А на какое ныне время Бог привел государство Турское, то они, посланники, сами видят». Теперь турки везде мира ищут и рады бы принять обещанную помощь у тех государей, только те уж ее не дают.

Все эти аргументы, однако, совершенно не действовали на посланников, и они твердо оставались при своем: без всяких оговорок не давать дачи, ссылаясь вновь на данный им наказ. «О хане написано им имянно, чтоб в мирных договорех написать об нем краткоречием, что не давать, а иного ничего прибавливать к тому отнюдь не велено, потому что за многие неправды крымских ханов и татар не токмо соседьми их именовать и в договорех писать, но и имени их царское величество слышать не хочет!»[1112]

Посланники одержали победу. Заключительные строки статьи 8 вошли в окончательный текст в категорической редакции посланников без всяких смягчающих прибавок: «А понеже государство Московское самовластное и свободное государство есть, дача, которая по се время погодно давана была крымским ханам и крымским татаром, или прошлая или ныне, впредь да не будет должна от его священного царского величества московского даватись, ни от наследников его; но и крымские ханы, и крымцы, и иные татарские народы впредь ни дачи прошением, ни иною какою причиною или прикрытием противное что миру да сотворят, но покой да соблюдут».

Неожиданно большие и продолжительные споры возбудила статья 9 о пленных, не привлекшая к себе внимания на конференциях и не вызывавшая тогда никаких замечаний или возражений с турецкой стороны. Статья говорила об освобождении пленных, взятых в плен а) до заключения настоящего мира, б) похищенных татарами или черкесами после заключения мира. Первого рода пленные освобождаются двумя путями: или посредством размена, или посредством выкупа. Размер выкупа устанавливается по соглашению между выкупающим и хозяином пленника, у которого пленник оказался в неволе. Если соглашение не состоится, вопрос о цене решается свидетельскими показаниями или присягой: «А буде меж странами согласиться невозможно будет, или свидетельствами или клятвами свидетельствованная цена да заплатится». Пленные второго рода, похищенные татарами или черкесами после заключения мира, освобождаются и возвращаются без размена и выкупа. К этому тексту, который он раньше принимал полностью, Маврокордато потребовал двух прибавок. 14 мая в разговоре с присланным к нему переводчиком и подьячим он заявил, что «в полоняничной-де статье приписал он небольшое ж, только то, что которые полоняники побасурманены и веру басурманскую приняли и тех не прельщать», т. е. не прельщать свободой. Эту оговорку о том, чтобы не освобождать пленных, принявших мусульманство, он делал, очевидно, под влиянием происшествий, разыгравшихся в связи с отправкою пленников на русском корабле. Другую оговорку он сделал при свидании с теми же переводчиком и подьячим 29 мая по требованию великого визиря: визирь, по его словам, усмотрел в статье «некоторую одну малую противность», именно: в статье говорится о цене, за которую пленные приобретены в неволю и