Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

(Там же. С. 175). Вскоре к Священному союзу присоединился Людовик ХVIII, а затем чуть ли не все монархи Европы. Но это не принесло успеха Священному союзу, слишком противоречивы были интересы членов союза. В 1818–1822 годах Александр I и другие монархи принимали участие в заседаниях конгресса Священного союза в Ахене, Троппау и Лайбахе. Монархи собирались как братья, а разъезжались неудовлетворенными, так и не добившись желаемого.

Очевидцы и современники императора Александра по-разному оценивали его деятельность после победоносной войны, когда повержен был гениальный полководец Наполеон. Почему, вступив в Париж, Александр I был настолько великодушным, что не потребовал с французов, и прежде всего с парижан, контрибуцию за разрушение Москвы и многих русских городов? Пленного французского маршала Вандамма император Александр упрекнул в том, что он злодейски поступил с жителями Ольденбурга, казнил тех, кого суд оправдал. Но тот дерзко ответил императору:

– Я казнил врагов моего отечества, но не убивал своего отца.

Император Александр был повержен: генерал ударил его в самое больное место. Проявив великодушие, император сослал Вандамма в Москву, но, узнав о том, что светские дамы оказывают ему внимание, сослал в Вятку. Многие современники осудили императора за это великодушие. Вандамм – враг, Наполеон бы его расстрелял.

«За обаянием славы вскоре последовало разочарование, – вспоминал писатель Н.И. Греч, современник Карамзина и Пушкина. – Александр посетил на время Петербург, где уклонялся от всяких торжеств и встреч, и отправился на Венский конгресс, но победитель и триумфатор на поле брани должен был бороться с гораздо большими препятствиями в стенах мнимо мирного кабинета. Люди и правительства, освобожденные и спасенные им, сделались его врагами; Англия, окончившая при его помощи продолжительную и изнурительную войну; Австрия, возвратившая при пособии России все потери свои с лихвою; Франция, обязанная ему тем, что не была стерта с карты Европы, – соединились и положили действовать против России. <…> Появление Наполеона прекратило эти дипломатические ковы и заставило Европу, забыв частные разногласия, возобновить союз против демона вражды и кровопролития. Венский конгресс возобновился после битвы при Ватерлоо и был кончен к удовольствию некоторых царей и к неудовольствию многих народов. Произошло замечательное явление. Русский император домогался приобретения ненужного, тяжелого и вредного, как ему предсказывали и друзья, и враги и как доказали последствия и ему, и его преемнику. Александр впал в большую ошибку. Победа и слава растворили его мягкое сердце, зачерствевшее было в трудах, опасностях и особенно в союзе с Наполеоном: союз с Бонапартом и его исчадиями всегда были пагубны для держав Европы. В Александре проснулись либеральные идеи, очаровавшие начало его царствования. В 1814 году он побудил Людовика ХVIII дать французам хартии, а на Венском конгрессе хлопотал он о даровании германским державам представительного образа правления. В Вене окружили его поляки, Чарторыжский, Костюшко, Огинский и другие, напоминали ему прежние его обещания и исторгли у него честное слово, что он употребит все свои силы, чтоб восстановить Польшу и дать ей конституцию. Европа видела в этом требовании замыслы властолюбия и распространения пределов и увеличения сил России. Австрия и Пруссия опасались влияния этой конституции на свои польские области. Англия и Франция не хотели, чтоб Россия въехала клином в Европу. Все русские министры восстали против этого, даже бывшие в ее службе иностранцы Штейн, Каподистрия и Поццо ди Борго. Нессельрод впал было в немилость государеву; употреблен был дипломат-писарь Анштет, которому все было нипочем, лишь бы он мог есть страсбургские паштеты… Александр упрямился в исполнении слова, данного врагам России, окружавшим его польским изменникам, а разве он других слов своих не нарушил? За последнее никто бы не винил его, если б оно было сделано в пользу России. Но как бы он был велик, когда бы, по окончании войны, не взял себе н и ч е г о.

Как ничего? А слава бескорыстия, великодушия, а успокоения Европы насчет властолюбия и жадности России? Он выиграл бы во сто раз более, нежели приобрел занятием гнусной Польши. И к чему он это сделал? Честное слово было только предлогом. Ему хотелось блеснуть в роли конституционного короля, произнесть фанфаронскую речь, а потом играть на Сейме в шахматы, как в парламенте.

Супостаты наши боялись усилить Россию присоединением к ней Польши, а это ее ослабило… ядовитая жидкость влилась в жилы России. За одно должно благодарить поляков: они вскоре разочаровали Александра и заплатили России по-польски, злом за добро, оправдали предсказания друзей и недрузей наших». Напомним: поляки подняли мятеж, подавленный императором Николаем I (Греч Н.И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 214–216).

Император Александр резко изменился за время войны с Наполеоном. Стал порой резок, грубоват со своими приближенными. Так, из-за какой-то мелочи набросился на своего ближайшего генерал-адъютанта Волконского, а через малое время извинился за свою грубость и предложил помириться.

– Ваше величество! Вы оскорбили меня публично, в присутствии друзей и придворных, а предлагаете помириться наедине, в кабинете.

– Придет время, попрошу прощения у вас и публично, – недовольно сказал государь.

Казалось бы, император Александр все сделал для того, чтобы поляки относились к нему как к родному человеку. Он снял секвестр с имущества тех поляков, которые совсем недавно сражались против русской армии, сделал некоторых поляков своими адъютантами, навестил вдову графа Доминика Радзивилла, который погиб в бою против русских, танцует с сестрой князя Адама Чарторижского, с точки зрения здравого смысла «совершает тысячу безумств». «Императора обожествляют, – писал генерал Ермолов одному из друзей. – Он, если захочет, обворожит любого». Но все это промелькнет, как молния, и на душе возникает та мрачная пустота, которая безумно волнует его: поляки смотрят на русских как на оккупантов, а самые своенравные требуют присоединить к Польскому королевству города Могилев, Витебск, Волынь, к тому же Подолию и Литву.

15 сентября (27 сентября) 1815 года Александр I, подписывая «весьма либеральную конституцию» (сейм, прямое голосование, свобода печати, неприкосновенность личности и собственности, польский язык как государственный, отменяется конфискация имущества и высылка из страны), не переставал думать о том, кого назначить наместником, вице-королем Польского королевства. Князя Адама Чарторижского? Император Александр хорошо его знает. Умен, образован, представитель старинного рода, знает сильные и слабые стороны государства… Но князь может быть неуправляем.

Будет ли он союзником или врагом? Вот недавно он вновь увлекся женой императора Российского, как десяток лет тому назад Елизавета Алексеевна родила от него дочь черноволосую, это было настолько понятно, что Павел I, его отец, выслал Адама Чарторижского посланником в Сардинию. Нет, наместником Польского королевства будет храбрый генерал Зайончек, пусть он потерял ногу