История разбитых сердец - Estrella Rose

никогда не избивали, но я переживала моральный прессинг. Оскорбления, унижения, издевательства… Этот ад продолжался каждый день.

— Ничего себе… — слабо качает головой Терренс, — Вот это поворот!

— К тому же, ты никогда и не спрашивал меня об этом. Ты вообще не слишком спешил интересоваться мной, моей жизнью и всем, что меня касалось. Если бы я рассказала свою историю раньше, то она не вызвала бы у тебя никакого интереса. Вспомнить хотя бы тот момент, когда я призналась в том, что хотела стать писателем. Ты никак на это не отреагировал на это и задавал какие-то вопросы только лишь ради поддержания беседы.

— Да… — виновато произносит Терренс, рассматривая свои руки. — Признаю, я и правда не слишком сильно интересовался всем этим… Хотя сейчас понимаю, что это было неправильно. Слишком неправильно. Подобное равнодушие привело к тому, что за несколько месяцев мы так и не узнали все друг о друге.

— Это верно… Мы все это время были будто чужие… И ничего не знали друг о друге.

В воздухе на пару секунд воцаряется пауза.

— Ну а почему тебя не любили одноклассники? — неуверенно спрашивает Терренс. — Не думаю, что ты сделала что-то плохое, чтобы заставить всех ненавидеть тебя.

— Нет, я никому ничего не делала, — спокойно отвечает Ракель. — На самом деле с классом мне не повезло с самого начала… Меня никто не любил. Почти с самого первого дня я стала изгоем. Из-за бедности. Надо мной постоянно смеялись из-за того, что я носила то, что, по их словам, не стали бы надевать даже их бабушки. Но я что могла сделать, если дедушка не мог баловать меня и зарабатывал так мало, что нам на еду едва хватало? Объяснять это было бесполезно. Меня только больше унижали.

— К сожалению, так бывает. Твой случай не уникальный.

— К тому же, меня ненавидели еще и из-за того, что учителя меня очень любили меня, а учеба давалась мне гораздо лучше, чем общение с моими сверстниками. Я даже считалась одной из самых лучших учениц в классе и иногда участвовала в каких-то школьных мероприятиях. Была довольно активной. Хотя большая часть моих обязанностей была связана с написанием каких-то статей, писем или коротких рассказов. Поскольку я всегда была очень грамотной и увлекалась литературой, то мне и поручали подобные поручения. Все учителя гордились моими успехами, но ребята критиковали все, что я делала. И всегда желали мне всего самого наихудшего. Они поднимали на смех любые мои достижения и не успокаивались даже после замечаний учителей и их слов о том, что у меня все получилось прекрасно.

— А ты что?

— Я пыталась не обращать на них внимания. Делала так, как говорил дедушка Фредерик. Который говорил, что я не должна вступать с ними в конфликт. И мне это даже удавалось. Я была уверена, что это нормально. Что скоро им это надоест, и меня перестанут доставать. Но нет. Это не прекращалось. Наоборот — все становилось только хуже.

— А разве учителя не пытались помочь тебе и приструнить ребят?

— Да пытались… — Ракель тяжело вздыхает. — Все учителя были в курсе моей проблемы и пытались мне как-то помочь. Но от моих просьб о помощи мне становилось только хуже. И в какой-то момент я перестала кому-то что-то говорить. Просто молча все это терпела. И продолжала недоумевать, почему ребята так ненавидели меня.

— О, черт… — слабо качает головой Терренс.

— А когда я мы с Наталией подружились, то все стало еще хуже. — Ракель замолкает на пару секунд и набирает побольше воздуха в легкие. — От них доставалось не только мне, но и ей. То была их подругой, а как только сблизилась со мной — стала их врагом. Однако вдвоем нам было легче игнорировать их, чем поодиночке. Мы всегда заступались друг за друга как могли и продолжали общаться, несмотря ни на что.

Ракель нервно сглатывает.

— Но к концу восьмого класса, я решила, что так больше не может продолжаться, — задумчиво говорит Ракель. — Я начала умолять дедушку, моих учителей и директора школы перевести меня на домашнее обучение. И к счастью, мне пошли на встречу. А кое-кто даже сказал, что мне уже давно хотели предложить это сделать.

— Эй, а твой дедушка был в курсе этой ситуации? — уточняет Терренс.

— Да, он был в курсе моей ситуации, но тоже не мог ничем мне помочь.

— А как же переход в другую школу?

— Перейти в другую школу не было выходом. В том городке, где я родилась, была лишь одна близкая ко мне школа. Другая же была расположена на другом конце — поездка занимала около полутора часов… А тогда я всегда с трудом вставала ранним утром. Хотя за все время опоздала всего несколько раз.

— А Наталия?

— Чуть позже Наталия тоже перевелась на домашнее обучение. Она больше не хотела учиться с ними. А ее родители согласились и сделали все, что нужно.

Ракель замолкает на пару секунд и тихо шмыгает носом.

— Мы проучились на домашнем обучении до самого окончания школы, — рассказывает Ракель. — И пожалуй, это было лучшее время, потому что я не ходила в школу и не встречалась с одноклассниками. А хорошо сдав все итоговые экзамены и получив аттестат, я поступила в университет.

— Там тебя тоже не любили?

— Нет, наоборот. За тот год, что я проучилась в университете, у меня не было проблем с общением, и ко мне относились с уважением… Или же я просто становилась красивее по мере взросления. Если в школе парни не обращали на меня внимание, то в университете со мной постоянно кто-то пытался познакомиться.

— Ну хотя бы в этом плане повезло.

— В общем… — Ракель слабо пожимает плечами. — Вот такая вот история… Теперь ты все знаешь.

Выслушав всю историю от и до, Терренс слабо качает головой и с грустью во взгляде смотрит на Ракель, пока она опускает взгляд вниз и тихо вздыхает.

— Надо же… — задумчиво произносит Терренс. — Не думал, что ты столкнулась с чем-то подобным…

— А теперь подумай, — спокойно отвечает Ракель.

— Надо же… Сделать тебя жертвой из-за такого…

— Наверное, они решили, что я типа самая некрасивая в классе, да еще и слишком умная. Вот и начали издеваться надо мной.

— Это ужасно… — Терренс гладит Ракель по плечу, чтобы немного подбодрить ее. — Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить это.

— Ох… — с подступающими к глазам слезами слабо качает головой Ракель и тихо шмыгает носом. — Как вспоминаю тот ужас, так плакать хочется.

— Я понимаю. — Терренс мягко приобнимает Ракель, прижимает ее к