История разбитых сердец - Estrella Rose

грустью во взгляде вспоминая тот злополучный день, когда они начали все больше думать о желании разойтись.

— После того случая я решил уйти из дома, — спокойно говорит Терренс. — Попытаться забыть все что произошло. И ничего лучше, кроме как пойти и выпить что-нибудь крепкое в баре, я не придумал. Знаю, что алкоголем проблемы не решишь. Но тогда мне казалось, что это лучший выход в моей ситуации. А после того, как я достаточно много выпил, то отправился гулять по ночному городу. Гулял там, где нет людей. Все-таки… Хоть мой мозг не мог нормально воспринимать какую-то информацию, я все равно понимал, что не должен попасться на глаза кого-то из друзей и тем более кому-то из папарацци или полиции. Это был бы грандиозный скандал! Конечно, выпил я не очень много, но и не очень мало… Голова неплохо так кружилась…

Терренс тихо усмехается.

— И знаешь, меня до сих пор удивляет то, что ты даже не догадывалась об этом, — признается Терренс. — Не догадывалась, что с того рокового дня я делал это довольно часто. Всю ночь разъезжал по ночным улицам города и возвращался домой лишь под утро…

Терренс с усталым вздохом проводит рукой по своему лицу.

— Да уж, никогда бы не подумал, что могу до такого опуститься… — задумчиво говорит Терренс. — Выпивка и прогулки в ночное время — это не про меня… Я никогда даже и не думал об этом и ни разу в жизни не напивался крепкого спиртного до полного отключения мозга. Но тогда вдруг меня прорвало… Я был в отчаянии. Расстроен. Растерян. Оплеван. Мне вообще было очень плохо.

Терренс замолкает на пару секунд и начинает нервно одергивать рукав своей куртки, пустым взглядом смотря в одну точку.

— Однако в какой-то степени это помогало мне успокаиваться, — отмечает Терренс. — Я приходил в себя и мог нормально соображать. И понимал, что Саймон оболгал тебя. Я даже хотел подойти к тебе и извиниться за то, что накричал. Думал, что ты поймешь меня… Но на следующий день после того, как я психанул, Саймон снова позвонил мне. Он начал издеваться надо мной и во всех красках рассказывать о том, что он и кто-то из его друзей видел тебя с тем полицейским, с которым ты якобы обнималась и целовалась. А когда я сказал, что верю тебе и знаю, что ты меня не предавала, Рингер пообещал прислать мне фотографии, которые подтвердили бы этот роман. Правда никаких снимков я так и не увидел… Тем не менее Саймон начал с утроенной силой давить на меня, убеждать в твоей измене и настраивать меня против тебя с помощью слов и достаточно убедительных аргументов… Мол ты охладела ко мне, хотела поскорее сбежать и расстаться, начала встречаться со мной только из-за давящих на тебя родственников…

Терренс нервно сглатывает и откидывается на спинку дивана.

— Ну и я, дурак, купился на это, — с грустью во взгляде признается Терренс. — И с каждым днем начал все больше верить в твое предательство. Правда после выпитого алкоголя я снова успокаивался и собирался поговорить с тобой. Правда Саймон всегда очень вовремя звонил мне и начинал рассказывать про тебя и Линвуда… А однажды вообще дал трубку какому-то парню, который во всех красках описал, как на его глазах ты якобы страстно целовалась и обнималась с тем мужиком… Он доставал меня почти каждый день. И вскоре пришел день, когда я окончательно поверил всем этому. Саймон так промыл мне мозги, что я всерьез начал считать тебя предательницей. Тем более, что у меня и так были причины подозревать тебя в неверности. Ведь ты почти не обращала на меня внимания и делала вид, будто мы чужие люди. Хотя я и до этого чувствовал, что ты не любила меня так сильно, как мне хотелось верить. И этот факт я воспринял как тревожный сигнал. Знак того, что у тебя и правда кто-то есть на стороне.

Терренс бросает грустный взгляд на свои руки.

— Я не хотел в это верить, но Рингеру удалось убедить меня в этом… — объясняет Терренс. — Сейчас мне очень стыдно за свое поведение. Стыдно за свою наивность, которую проявил, когда поверил этому старому ублюдку. Повелся на его провокации. Мне очень жаль…

— Боже мой… Не могу поверить…

Все это время Ракель внимательно слушает все что говорит Терренс, все больше проникается сочувствием и сама чувствует вину. Понимая, что в их с Терренсом ссоре частично виновата она сама. Ведь если бы она прислушалась к своей интуиции, которая подсказывала ей о том, что ей лучше уносить ноги, то был шанс избежать самого худшего.

— Боже, Терренс… — слегка дрожащим голосом произносит Ракель, с жалостью во взгляде смотря на Терренса. — Я… Я не знала. Не знала, что ты был так взбешен.

— Клянусь, я пытался держаться до конца, — спокойно говорит Терренс. — Но так и не смог. Я был слишком зол. Из-за заявления Саймона и требования матери встретиться с отцом.

— Мне так жаль… Так жаль, что все это произошло. — Ракель кладет свою руку на плечо Терренса и мягко гладит его. — Прости, пожалуйста, что не прислушалась к своей интуиции. Что не ушла. Как ты просил.

— Сейчас я думаю, что даже если бы ты ушла, это вряд ли что-то изменило бы, — предполагает Терренс. — Ведь Саймон все равно довел бы меня до истерики и вынудил разругаться с тобой намного позже.

— Да, но мне все равно очень жаль, что я была такая упрямая.

— Саймон все равно продолжил названивать мне и с упоением рассказывать о якобы твоем романе с полицейским. Он оказывал на меня психологическое давление, которого я не выдержал.

— Ну ты еще долго держался… А вот девочки сразу поверили ему, когда он сказал им, что я якобы больная на голову.

— Клянусь, я правда хотел подойти к тебе и извиниться за тот психоз. Но Саймон будто чувствовал, когда я успокоюсь, и начинал новую психологическую атаку. Я боялся подходить к тебе в таком состоянии, ибо был уверен, что запросто мог сделать что-то ужасное, о чем бы сильно пожалел попозже.

— Знаю.

— К сожалению, этот подонок все-таки вынудил меня превратиться в безжалостную суку, которая вела себя просто омерзительно по отношению к совершенно невинной девушке.

— Черт, здесь, я, конечно, прогадала… — резко выдыхает Ракель. — Я должна была сразу догадаться, что Саймон захотел бы вынудить нас поругаться и разбежаться… Но поняла это уже поздно. Когда ты винил меня во всех грехах, а подруги думали, что я