Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

Получив эти чудесные дары, Младший был потрясен, ошеломлен, потерял дар речи. До 1917 года Рокфеллер отдал двести семьдесят пять миллионов долларов на благотворительность и тридцать пять миллионов детям. (В ноябре 1917 года он посчитал, что, если бы оставил и инвестировал все деньги до этого времени, он имел бы три миллиарда долларов, что сегодня значительно больше тридцати миллиардов долларов. С таким состоянием Рокфеллер уступал бы только Уильяму Генри Гейтсу III с его сорока миллиардами долларов из списка журнала «Форбс» самых богатых людей Америки 1997 года11.) Между 1917 и 1922 годами он отдал еще двести миллионов долларов на благотворительность и четыреста семьдесят пять миллионов детям, и почти все из последней суммы ушло Младшему. Теперь в семье Рокфеллера открылась глубокая дихотомия между преданным долгу сыном и своевольными дочерьми и зятьями – такая глубокая, что настоящими Рокфеллерами мир будет считать только потомков Младшего. (Разумеется, они кроме того носят фамилию Рокфеллер.) Оставив состояние в компактном виде, Рокфеллер позволил сыну увеличить его влияние. Бедный богатый мальчик превратился в главного наследника планеты. За период в пять лет активы Младшего взмыли от двадцати миллионов долларов до почти пятисот миллионов – и это больше, чем четыреста сорок семь миллионов долларов, которые его отец дал Рокфеллеровскому институту, Совету по всеобщему образованию, Фонду Рокфеллера и Фонду памяти Лоры Спелман – Рокфеллер вместе взятыми – равных сегодня почти четырем с половиной миллиардов долларов. Таким образом, при всей щедрой заботе об обществе, Рокфеллеры сохраняли контроль над значительной долей состояния, хотя со временем большая его часть будет роздана достойным. Передав так много, Рокфеллер остался с мелочью в кармане – что-то от двадцати до двадцати пяти миллионов долларов – чтобы играть на бирже.

В 1917 году Рокфеллер создал специальные тресты в «Эквитабл траст» для Алты и Эдит, положив на их счета по двенадцать миллионов долларов (сто сорок миллионов долларов каждой по сегодняшнему соотношению) и прекратив выплачивать им пособия. Эти деньги, более чем достаточные, чтобы их жизнь была удобной, казались пустяком по сравнению с запасами Младшего. Оправдывая откровенный перекос, Младший позже утверждал, что отец выбрал его, потому что он мог «продолжить работу по филантропии и благотворительности в том же духе, какой двигал им и… все, что он отдавал мне, будет управляться с тем же чувством долга и хозяйственного отношения, который вел его пожертвования»12. Младший принял принципы отца, как не смогли бы Алта и Эдит, и выступал как его заместитель. Рокфеллер сказал сыну: «Какое провидение, что твою жизнь пощадили и ты можешь принять обязанности, по мере того как я их слагаю!»13 Рокфеллер все больше воодушевлялся восхищением сына, видящего в нем героическую фигуру в коммерции и филантропии. Он сказал Инглису: «Я действительно думаю, что у меня не могло бы быть такого хорошего и верного сына, какой есть, если бы я был наполовину таким плохим, как предубежденный и корыстный «историк» [Тарбелл] старается меня показать»14. В понимании Рокфеллера плоды приносит только хорошее дерево, и достоинства Младшего, следовательно, – неопровержимое доказательство его собственных.

* * *

Ко времени, когда Младший унаследовал свою золотую сокровищницу, у них с Эбби уже была большая активная семья из шести детей, еще родились Лоранс (1910), Уинтроп (1912) и Дэвид (1915). После рождения Лоранса Младший и Эбби решили, что 54-я Западная улица, 13, не может вместить это растущее племя, и в 1911 году купили участок на 54-й Западной улице, 10. Завершив работу в Кайкате, Уильям Уэллес Босворт – ландшафтный архитектор, которого Джон-старший нашел таким возмутительно дорогим – соорудил девятиэтажный особняк для молодых Рокфеллеров, напоминавший город в миниатюре. Он стал одной из крупнейших личных резиденций Нью-Йорка, прекрасно оборудованной, с площадкой для игры в сквош на крыше и детской площадкой, художественной галереей, музыкальной комнатой, двумя гостиными и медпунктом. Семья перебралась на новое место в сентябре 1913 года.

Младший и Эбби с 1908 года начали проводить лето на острове Маунт-Дезерт в штате Мэн, уезжая от летней духоты на Манхэттене. Это место стало излюбленным местом отдыха богатых в 1880-х годах, а теперь его колонизировали несколько близких знакомых Рокфеллеров, в том числе Чарльз Элиот, Саймон Флекснер и Кристиан Хертер. Джона и Эбби так очаровала каменистая грубоватая красота острова, что в 1910 году они купили дом в Сил-Харборе на тихой южной стороне острова, на вершине холма, названный «Иэри». Иэри, с множеством окошек на крыше, расположенный на гранитном склоне и смотрящий на залив, был коттеджем в стиле Тюдоров, в том же смысле, в каком коттеджами считались особняки в Ньюпорте – он был колоссальным. Сначала в доме было шестьдесят пять комнат, затем Младший расширил его до роскошных масштабов, и там появилось сто семь комнат, сорок четыре камина камина, двадцать две ванных комнаты и две тысячи двести восемьдесят окон.

Когда Младший и Эбби впервые посетили остров Маунт-Дезерт, это место оставалось нетронутым, здесь еще были запрещены машины, и можно было исследовать множество диких неиспорченных мест пешком или верхом. Младшему особенно понравилось сооружать на своей земле дороги для экипажей. Во время летних поездок в Мэн, у него появилось особое чувство к дикой природе, вызывающее в нем религиозное благоговение и, возможно, воспоминания об озерах и оврагах детства в Форест-Хилл. Эти уединенные места освежали перегруженный ум человека, несущего такой груз ответственности.

В 1916 году президент Вильсон создал на острове Национальный памятник Сьер-Демонт, который в 1919 году преобразован в Национальный парк Лафайетт – первый национальный парк на Востоке, – и затем в 1929 году был переименован в Национальный парк Акадия. Служа делу сохранения природы, Младший не только подарил парку акры дикой земли, но и лично проложил пятьдесят семь миль (ок. 92 км) дорог для экипажей, без автомобилей (инженеры рассчитали углы), добавил очаровательные каменные мостики и сторожки, которые безукоризненно вписывались в пейзаж. У отца он научился искусству открывать виды и делать дороги насколько возможно ненавязчиво. Хотя некоторые перфекционисты критиковали Младшего за вмешательство в природу, у него был демократичный взгляд на то, как парки могут использовать простые люди. На собраниях совета по филантропии Младший часто казался устало добросовестным, а здесь на острове он показал неприкрытый интерес к сохранению природного дикого пейзажа. Это было раннее проявление его постоянного увлечения в будущем: защите древней красоты от вторжения современной жизни. В то же время он старался, когда возможно, уйти от хаоса города в мир неиспорченного сельского прошлого.

* * *

Эбби Олдрич Рокфеллер, в отличие от мужа, была настроена на современное, дерзкое и спонтанное. «Маме нравилось, когда ей приходила идея, и она говорила: «Давайте сделаем!» – рассказывал ее сын Дэвид. – Ей очень нравилось неожиданное»15. Она бывала язвительной и дерзкой и восхищалась бойкими молодыми модницами 1920-х годов. «Мне нравится смотреть, как слетает старое лицемерие», – говорила она16. Ей, бесстрашной и свободной, нравилось импульсивное поведение, и однажды она сказала о своих внуках: «Я люблю даже их непослушание, их забавные желания и попытки заполучить это, и смотреть, как они что-то замышляют»17. Такое отношение озадачивало Младшего, его раздражало шумное веселье маленьких детей.