Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - Никита Хрущев

С Буссаком я познакомился так: однажды он прислал мне телеграмму с просьбой принять его, указав время, в которое мог бы посетить Советский Союз. Мы через Министерство иностранных дел ответили господину Буссаку, что я буду рад принять его. Он приехал. Наша беседа носила общий характер и затянулась. Но, когда она кончилась, он поблагодарил меня и уехал, не поставив никаких конкретных вопросов, чем я был удивлен. Зачем же он приезжал? Говорили мы только о борьбе за мир и германской проблеме, хотя нашу позицию он в целом знал, мы ее довольно полно излагали в печати. Он, как выяснилось, с большим уважением относился к нашей внешней политике, особенно борьбе за мир. Это привлекало его симпатии и к нашим политическим деятелям, в том числе ко мне. Советская внутренняя политика его не привлекала, внешняя – удовлетворяла. Он издавал газету «Орор»[675], по нашим меркам – самую реакционную. Первой нас не щадила именно эта газета. Получалась странная ситуация: газета, которая издавалась на деньги Буссака, не согласовывала с ним своей политической направленности? То есть не сопрягалась с тем духом, который я уловил в беседах Буссака со мной?

Однако и об этом я ему ничего не сказал. Капиталист есть капиталист, лучше всего реально представлять себе интересующие его в первую очередь вопросы. Он совпадал с нами только в аспекте борьбы за мир. А просил о встрече, видимо, желая побеседовать со мной, чтобы сделать вывод о наших дальних намерениях и лично от меня услышать о них, а не основываться на чтении газет и наших речей. Мы расстались тогда с ним по-доброму, и он тут же уехал. Ведь проблема стоимости прилета из Франции в СССР и назад для него не существовала. Он имел тысячи рабочих, которые создавали необходимые ценности для обеспечения любых его поездок. Потом к моему 70-летию он прислал мне несколько бутылок коньяка и кальвадоса из своих подвалов. Последнее вино – очень крепкий напиток на основе яблочного сока. «Посылаю вам несколько бутылок из моих подвалов, – писал он в поздравительном тексте, – тем самым свидетельствую свое уважение и поздравляю вас с 70-летием». Его коньяк 70-летней выдержки я охотно попробовал и попутно вспомнил о своих встречах с этим интересным человеком.

Буссак являлся каким-то отдаленным подобием нашего Саввы Морозова[676]. Морозов, узнав, что Горький связан с большевистской партией, не только не порвал их дружбы, но, когда возникла нужда, через Горького помогал большевикам деньгами. Встречаются вот такие оригиналы… Буссак не буквально, но был похож на Морозова. Имея дело со мной, как с главой Советского правительства, он ничего общего не имел, однако, с коммунистами Франции и никаких ссуд им не давал. Его газета вела самую жестокую борьбу с коммунистами, да и сейчас ее ведет. Возможно, что тут была и другая сторона дела. Обладая хорошими отношениями с главой советского правительства, он рассчитывал наладить деловые, торговые связи и заработать. Ну и что же? Мы тоже так смотрим на дела. Мы с ним правильно друг друга понимали и исходили из верных взаимных оценок. Каждый из нас считал, что сложившиеся связи полезны.

Вернусь к приему в нашем посольстве. Там, а также на приеме, который был дан французской стороной в честь нашей делегации, я встречался и с политическими тенями прошлого. Наш посол представил мне Даладье[677], предвоенного премьер-министра, уже старого человека, одного из тех людей, кто несет ответственность за то, что в 1939 г. Франция не договорилась с Советским Союзом и мы не смогли противопоставить наши объединенные силы гитлеровской Германии. Во Франции бывшие премьеры сохраняют в обществе прежние звания, поэтому посол и сказал: «Премьер Франции» и тут же произнес его фамилию, чтобы не возникло путаницы. После поездки во Францию я встретился с Даладье еще раз и беседовал. Он поехал в Китай в качестве туриста, а на обратном пути попросил о встрече со мной, обратившись через Министерство иностранных дел СССР. Мы обменялись мнениями и решили, что я его приму в Кремле. Добавлю, что я никогда лично не принимал никакого рода иностранцев без согласования в Президиуме ЦК КПСС.

Меня тоже интересовала встреча с Даладье: хотелось еще раз взглянуть на человека, который вместе с Невиллем Чемберленом[678] определял, быть мировой войне или не быть. Я не стал затрагивать этот вопрос, навязывая дискуссию насчет чьей-то ответственности за кровавую войну. Он заговорил на другую серьезную тему: «Возвращаюсь из Китая. Ездил я там и увидел, что вы очень много делаете для Китая. Видел заводы, фабрики, другие сооружения, которые строятся под ваши кредиты и под руководством ваших инженеров и техников. Таким образом, СССР оказывает очень большую помощь по перестройке промышленности Китая. Не считаете ли вы, что это может потом обернуться для СССР опасностью?» Говорил он очень спокойно. Может быть, такова его манера говорить вообще. Может быть, по старости…

Я ему: «Нет, мы такой опасности не видим. Китай является нашим другом и братом». – «А вас не беспокоит желтая опасность, о которой во всем мире звучат голоса? Не угрожает ли и вам желтая опасность?» Я был удивлен такой постановкой вопроса и резко отверг его рассуждения: «Мы по-другому относимся к людям, не делим их по цвету кожи на желтых, белых, краснокожих, черных и коричневых, а смотрим на принадлежность к классу. Китай является социалистическим государством, китайцы – наши братся по классу. Мы, руководствуясь тут общими соображениями, заинтересованы в дружбе с Китаем, поэтому оказываем ему поддержку в развитии современной промышленности». Даладье не вступил со мной в дискуссию, а просто высказал свои соображения. Встреча продолжалась недолго, да у нас и не было каких-то вопросов для ведения продолжительной беседы. Но памятное мне высказывание он сделал.