Криминалистка - Мария Ветрова

Как правило, на данном, то есть начальном, этапе расследования я прежде всего завожу лично для себя что-то вроде стартовой бумажки, группируя по тем или иным признакам всю имеющуюся информацию. Но на сей раз я ощутила после отъезда ребят такую усталость, что решила отложить данный процесс на утро. Похоже, белозуевский воздух и впрямь пропитан снотворным…

Однако, к моему немалому изумлению, едва я улеглась на роскошную, почти квадратную кровать, оказавшуюся удивительно удобной, сна — как не бывало! Еще понятно, если бы при этом в голове прокручивались какие-то возможные варианты расследования… Как бы не так! Первое, что я «увидела», едва прикрыв глаза, — было лицо Витальки… Не то, из прошлого, а нынешнее — тронутое временем так же, как, вероятно, и мое собственное. Я вновь ощутила, как дрогнуло сердце от его неожиданного поцелуя, почувствовала вкус его губ на своих губах и… Конечно, я разозлилась!

«Эй, ты! — сказала я вслух и села на кровати. — Тебе не кажется, что подобная реакция на мужской поцелуй приличествует какой-нибудь сопливой десятикласснице, а уж никак не бабе за сорок?!.»

Дальнейший текст психотерапевтического содержания приводить нет смысла, поскольку если он и помог, то я этого не заметила. Впервые в жизни я на собственном опыте узнала, что такое бессонница: в моем окружении о подобных неприятностях известно исключительно понаслышке. Лично я и вовсе не верила, что когда-нибудь мне доведется лично познакомиться с этим состоянием, оказавшимся крайне неприятным. Больше всего меня почему-то раздражали электронные часы, моргавшие прямехонько напротив кровати, которая вдруг перестала казаться удобной. Прав был Родионов: провинция — она и есть провинция. Кто это пристраивает подобные сияющие приборы в спальне? Отвратительная и глупая идея!

Задремала я кое-как где-то под утро, в конечном счете, словно со стороны наблюдая за собственными мыслями, произвольно скачущими от Светланки к Родионову, затем к убитой девушке, которая столь странно вела себя в последние недели перед гибелью. И вновь по тому же кругу. По-хорошему, мне действительно следовало бы возвратиться в Москву как можно быстрее и лично заняться дознанием, лично опросить всех ее родных, подруг, возможно, если он, конечно, имеется, бойфренда, как они теперь выражаются. Но, во-первых, я понимала, что домой рвусь исключительно из-за Светки, поскольку Володя все сделает ничуть не хуже меня — тем более что сбором предварительных сведений по делу как раз должно заниматься наше УВД в лице следователя и оперов… Кстати, надо звякнуть туда, узнать, кого назначили следователем… Во-вторых, хоть я и не сомневалась в Катьке, что моя девочка в итоге справится со сбором информации здесь, но…

Что-то интуитивно держало меня в пансионате: уж очень своеобразная собралась тут компания «старожилов»… А в качестве отдыхающей я получала возможность наблюдать этих людей ежедневно, как говорится, «изнутри», о чем любой следователь может только мечтать. Не сомневаюсь, что и Грифель думает то же самое по всем пунктам, и, по меньшей мере, недельку я здесь должна пробыть…

Всеми этими размышлениями и периодически мелькавшим перед мысленным взором лицом Родионова и прерывалась моя полудрема. Так что одно из здешних правил под названием «кофе в постель» я оценила утром в полной мере! Если бы ровно в девять утра в дверь моего номера не вкатился сервировочный столик с аппетитно дымящейся чашечкой, кофейником, булочками и, кажется, джемом — в сопровождении миловидной горничной, представившейся Настей, я бы ни за что не поднялась вовремя…

По счастью, хоть погода смилостивилась над нами, грешными, и за окном не только не было дождя, но вовсю сияло солнце, почти такое же яркое, как ранней весной. Что ж, будем считать это добрым знаком для нашего расследования!

— А почему я не знал, что ты в нашей прокуратуре работала? — первым делом поинтересовался Володя, едва я влезла в его «жигуленок», а сам он втиснулся за руль. Именно втиснулся, потому что салон «шестерки» ему был явно тесноват.

— Потому что я работала, во-первых, мало, — пояснила я, — во-вторых, младшим юристом. С бумажками возилась… Меня туда тетя Света устроила, для начала…

— Какая тетя Света? — Он удивленно посмотрел на меня и даже отдернул руку от ключа, который намеревался повернуть.

— Светлана Петровна, какая же еще?.. Слушай, заводись и поехали, я правда за бабушку волнуюсь!

— А что с бабушкой?

— Инсульт был. Теперь получше, но она лежит… Так мы едем или нет?

Движок он завел сразу, и мы двинулись по подъездной дороге к воротам, которые уже услужливо разъезжались в стороны.

— Значит, так, — пояснила я. — Выезжаем на трассу, затем налево и еще затем — первый поворот налево. А дальше покажу.

— Ясненько… И давно ты с «тетей Светой» знакома?

— С детства. Она моя крестная… А что?

— А… Остальные родственники?

Вопросы он задавал коротко, не отрывая взгляда от дороги, машину при этом вел на удивление мягко, как водят только очень хорошие шоферы.

— Остальных нет! — Этот допрос начал меня раздражать, и я решила высказаться сама, чтобы избавиться от дальнейших вопросов. — Мама погибла во время захвата вместе с тети Светиным мужем, когда мне было тринадцать лет и пять месяцев. Отца не было никогда, кто он и что — не знаю… Еще вопросы будут?

Иван Царевич с ментовскими погонами ничего мне не ответил и молчал до самого поворота в Белозуево. Я тоже молчала, пока не возникла необходимость показать ему дорогу. Наконец, уяснив, куда и как нужно ехать, он неожиданно вздохнул вполне по-человечески:

— Надо же! Оказывается, наши с тобой биографии чем-то схожи… Правда, когда умерла мама, я помоложе был, двенадцатилетний сопляк… И мне на целую «тетю Свету», то есть очень намного, меньше повезло, чем тебе. Сам пробивался «в ряды»…

— А почему именно «в ряды»? — Мой голос невольно дрогнул от сочувствия к тети-Светиному оперу, я как-то вдруг поняла: его высокомерие и бравада — что-то вроде защитного слоя… Да, это уж кто-кто, а я уяснить могла…

— Потому что мама умерла из-за моего старшего брата, очень старшего, аж на десять с лишним лет. Ее сердце не перенесло Витиной гибели.

— Твой брат конечно же и «служил в рядах»… — невесело усмехнулась я, мысленно поражаясь тому, как на самом деле схожи наши, как выразился Володя, биографии.

— Обыкновенный участковый, — вздохнул Володя. — Кто-то пожаловался с его территории на соседнюю квартиру, мол шумят, по ночам спать не дают. Он отправился просто для собеседования… Ну а дальше — глупая история, глупая гибель… Судя по всему, брякнул что-то вроде «открывайте, милиция». А в ответ — «Калашников»… Квартирка-то бандитским логовом оказалась…

— Так ты тоже с какой-нибудь бабушкой рос? — сочувственно поинтересовалась я.

— Hoy, — перешел он на английский. — В детдоме, за неимением родственников… Так что первую оперподготовку среди тамошних отморозков и прошел… Который из домов твой?