Дым на солнце - Рене Ахдие

чувствовали в самых темных уголках своего сердца. По этой причине Марико поняла, что может ошибиться, если сразу же согласится с ним и даст правильный ответ. Истинные знатные дамы не потворствовали насилию, по крайней мере такому открытому. Она вспомнила день, когда впервые увидела Оками, еще в детстве. В день, когда умер его отец. Она видела кровь на камнях. Боль в его глазах. Няня отругала ее за то, что она смотрела на все это не моргнув глазом.

Девушки должны были отводить взгляд, но Марико отказывалась это делать даже в детстве. Но если бы она выразила возмущение сейчас, это выглядело бы неискренним. «Громкое согласие часто маскирует отрицание». Так часто говорил ее отец.

Марико взвесила слова на языке, прежде чем произнести их:

– Мне никогда не будет приятно смотреть на страдания любого существа, мой повелитель. Даже если это трусливый вор. – По-прежнему отказываясь отвести взгляд от безмолвно страдающего Оками, она сцепила пальцы и ущипнула себя за ладонь. Со всем вниманием она сфокусировалась на боли. Позволила ей засиять внутри, чтобы она дошла до ее лица из места правды.

Чтобы она стала маской для нарастающей ярости.

Року стоял с прямой спиной, не сводя с нее глаз. Она завидовала способности императора полностью контролировать свое лицо, без малейших изъянов. Ей не хватало этого навыка.

«Я лучше буду той, кто я есть. Потому что у этого мальчишки нет никаких признаков души».

Ее ногти вонзились в ладонь еще сильнее. Она сглотнула, пытаясь выглядеть нервничающей.

– Но мне приятно видеть, что моя будущая семья победила нашего врага, – ясным тоном закончила Марико.

Цепи, сковывающие Оками, зазвенели. Широко раскрыв глаза, Марико смотрела, как он изо всех сил пытается сесть прямо, и странная радость разлилась в ней от мысли, что он все еще сохранил часть своих способностей. От мысли, что часть его по-прежнему жива. Когда его лицо оказалось в пятне света факела, ее ногти чуть не впились до крови в ладонь.

«Пожалуйста, пусть моя боль станет маской для моего горя».

Его избили намного сильнее, чем она подумала сначала. Теперь Марико могла увидеть ужасную блестящую рану на его шее, чуть ниже правой стороны челюсти.

Оками смотрел прямо на нее, даже заплывшим глазом.

Затем, к удивлению всех присутствующих, кроме Марико, он рассмеялся. Звук заставил его закашляться, и он наклонился вперед, ближе к свету факела. Мерцающее пламя превращало его разбитое лицо в массу движущихся теней.

– Ты привел бесполезную девчонку с собой. Надеюсь, это стоило того, чтобы вырядить ее как императрицу, – весело прохрипел он.

Оками уже говорил что-то подобное Марико. Называл ее бесполезной, когда она чувствовала себя наиболее уязвимой. Тогда это было болезненно, хотя и отягощено правдой. Но Марико знала, что сейчас он сказал это не просто так. Она могла видеть блеск чего-то в его взгляде – силы воли, которую сыновья Минамото Масару даже не надломили. И Марико знала, что Оками пытался – даже сейчас, лежа на грязной куче соломы, избитый и истекающий кровью, – пытался утешить ее воспоминаниями о времени, проведенном вместе.

Пытался избавить ее от его страданий, даже таким ничтожным способом.

Марико медленно сглотнула, и ее зрение расплылось. Укрепляя стены ее крепости.

По приказу Райдэна замок камеры открыл ожидающий солдат. Оками приподнялся на локте, и брат императора шагнул внутрь, чтобы нанести ему яростный удар ногой в живот. Марико прикусила язык, чтобы не закричать от звука приглушенного удара.

– Ты смеешь так обращаться к госпоже? – Райдэн плюнул на Оками, прежде чем снова ударить его ногой.

Марико стиснула зубы. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы оставаться неподвижной. Она презирала Райдэна – до самого мозга костей. На мгновение она представила удовлетворение, которое испытает, вонзив лезвие в его живот.

«Однажды я позабочусь о том, чтобы он заплатил за каждую нанесенную им рану».

Но сейчас было не время обдумывать эти мысли. Она должна была позволить тьме овладеть ей. Ледяному потоку – затечь по ее венам. Ей нужна была эта отстраненность. Нужно было сделать так, чтобы она чувствовала все в одно мгновение, а на следующем вдохе – совсем ничего.

Наблюдая за ее дыханием, Року придвинулся ближе. Так близко, что мог бы коснуться ее. Запах прекрасного шелка с намеком на масло камелии исходил от его кожи, когда он сочувственно положил руку ей на плечо, заставив вздрогнуть. Року улыбнулся.

– Не бойтесь, Хаттори Марико. Мы позаботились о том, чтобы сын Такэды Сингэна больше никогда не забыл свое место, ни на мгновение. До конца своей короткой жизни он не сможет избежать позора своего предательства. – Взмахом руки он подозвал брата.

Райдэн поднес факел ближе к лицу Оками.

В тусклом свете огня Марико разглядела рану под челюстью, врезавшуюся в кожу неровными штрихами.

Однако что-то было не так. Когда Марико наклонила голову, она поняла, что они сделали. Два иероглифа, означающие «верность», были выбиты на шее зеркально. Знак издевки и позора. Несомненно, ради того, чтобы выжечь память о предательстве Такэды Сингэна на плоти его сына.

Как будто до этого ее не было.

Первым желанием Марико было отреагировать гневом. Ей хотелось сбросить руку императора со своего плеча и стереть улыбку с его лица.

忠义

Но это было детское желание. Бесполезная вспышка.

Року был жестоким мальчишкой, играющим в жестокую игру. Было очевидно, что новый правитель империи был хитрым молодым человеком, но также было понятно, что его жестокость соперничала с его умом. Императору Ва нравилось играть с людьми, чтобы посмотреть, как они отреагируют. А Марико не собиралась становиться игрушкой ни одного мужчины.

Пришло время показать, что у нее есть стержень. Возможно, это глупая затея; это была авантюра, позволяющая заглянуть за ее броню. Но у Марико появились собственные подозрения за то короткое время, что она спокойно стояла рядом с Року. Пока он искал то, что было похоронено в ее сердце, Марико занималась тем же в отношении его.

Если Року до сих пор находился у камеры своего пленника, хотя наказание было исполнено давным-давно, – если император решил оставить Оками в живых до сего момента, хотя мудрость диктовала