Беременность в подарок - Ксения Богда

— Он сказал, что ему не нужна семья. Никаких случайных залетов, да и неслучайных тоже. Дети ему не нужны.

— Так, и ты сказала, что ты забеременела? — продолжает разбираться подруга.

Мотаю головой. Опять.

— Нет, я спросила: а если я все-таки забеременею?

— И?

Адка меняется в лице. Скорее всего, до неё доходит, что именно было дальше.

— Он сказал, что отправит на аборт решать проблему.

— Охренеть, — выдыхает подруга, — вот же козел.

Ударяет кулаком по своему бедру и стискивает зубы.

Угукаю. Глаза снова наполняются слезами.

— Слушай, а если ему сказать?

В ужасе округляю глаза и в панике трясу головой.

— Только через мой труп он узнает о беременности, — резко отставляю стакан, и часть чая расплескивается, — не вздумай никому говорить.

Хватаю Адку за рукав и сжимаю ткань в руке.

— Ты меня слышишь, Ада? Не вздумай даже! — повышаю голос.

Подруга кивает.

— Юль, я никому, ты же знаешь. Но мало ли, вдруг когда он узнает, то передумает.

Встряхиваю подругу.

— Ада, ты меня слушала? Он ясно дал понять, что отправит меня на аборт! Аборт!

Всхлипываю и складываюсь пополам.

— Все, все, извини, Юль, — гладит меня по волосам, — никто не узнает, пока ты сама не решишь по-другому. Выдыхай, милая.

— Это только мои дети. Захар пусть катится к черту.

Адка вздыхает.

— Ты что-то решила уже, да?

Знает меня. Знает, как я могу быстро принимать решения.

Киваю.

— Поделишься?

— Сначала надо с ним встретиться и отказаться от всяких отношений. Поработаю, пока живот не будет виден, у Сергея Витальевича, денег накоплю. Квартиру эту продам.

— И куда?

— К крестной поеду. Она меня звала, у них там оранжерея огромная открылась, флористы нужны позарез.

Хоть она и звала меня месяцев семь назад, но, надеюсь, местечко найдется.

— Уедешь? — скулит подруга. — А я?

Поднимаю голову и смотрю на неё.

— Поехали со мной.

Адка закусывает губу.

— Ты же знаешь, у меня мама.

— Да, прости. Но я не вижу другого выхода. Сергей Витальевич знает Захара, да и сам Захар может заявиться в компанию и узнать, что я родила. А я не хочу.

Мотаю головой. От одной мысли, что он узнает о детях, меня бросает в дрожь.

— Да, конечно. Ну ты хоть будешь приезжать?

Смеюсь сквозь накатившие слезы.

— С двумя детьми? Ад, ты как это представляешь? Лучше ты ко мне.

Подруга тоже смеется, и я вижу в её глазах слезы.

— Ад, ну что мы тут разводим. Ну у нас ещё месяца три есть, пока не начнет расти живот. Я не могу так рисковать. Мало ли что ему в голову взбредет, если он узнает про детей, Ад.

Она кивает.

— Да, я понимаю. Боже, я даже не могла подумать, что он такой бездушный.

Пожимаю плечами.

— Зато он сразу сказал все честно. А не изображал из себя принца на белом коне.

— Я же вижу, что тебе неприятно и тяжело, Юль.

— Конечно мне тяжело, Ад.

А смысл скрывать от неё? Смысл изображать из себя несокрушимую скалу? Если внутри все в холод окунулось.

— Я хотела, как любая мать, чтобы у детей был отец. Но навязывать детей, которых мужчина не хочет, — это ещё хуже.

Адка сжимает губы и кивает.

— Да, это так. Ни к чему хорошему это не приводит.

* * *

— Привет, Захар, — спустя три дня, когда уже слез не осталось оплакивать то, что не сложилось, я звоню ему.

— Привет, Красная Шапочка, — голос, как обычно, обволакивает.

Но я стараюсь сильно не расплываться. Помню, зачем именно я ему звоню.

— Ты сильно занят?

— Для тебя свободен, считай.

Смотрю на свое отражение в стекле. За окном уже поздний вечер. И мне потребовался весь день, чтобы я решилась на звонок. Чтобы взвесила все и окончательно приняла для себя решение.

— Можешь подъехать? Или давай я куда-нибудь подъеду, поговорим по поводу нашей последней встречи.

— М-м-м-м-м, давай подскачу, минут через тридцать. Успеешь собраться?

Да я уже собрана на самом деле. Только пуховик надеть и обувь.

— Да, успею.

— Отлично. Жди.

Отключается. Отвожу телефон, зажатый в руке, и замечаю, как сильно мобильный трясется.

— Так, Юля, все правильно. Ты все делаешь правильно. Так нужно, — в стекле отражается блеск моих глаз.

Мысленно заклинаю себя не расклеиваться и не реветь. Это сразу станет видно.

Захар сразу поймет, что я плакала из-за него.

Выхожу на улицу. На свежем воздухе легче. Натягиваю шарф повыше, поправляю шапку и смотрю в небо, с которого снова сыплет снег.

Слышу звук мотора и отвлекаюсь от рассматривания снежинок на варежках.

Хлопает дверь. Поднимаю глаза и напарываюсь на пронзительный взгляд серых глаз. Сверлит меня. Изучает, как добычу.

Его черные волосы моментально покрываются снежинками, а мне хочется подойти и стряхнуть их.

Сжимаю руку в кулак в варежке. Привожу мысли в порядок. Изображаю улыбку.

— Привет. Отличная погода.

Он улыбается.

— Ты сегодня прям такая домашняя. И без макияжа.

Хмыкаю.

Ну да. Сегодня передо мной не стоит задача покорять его и нравиться. Пожимаю плечами.

— Не вижу смысла наводить красоту, сидя дома.

Захар шагает ко мне и берет выбившуюся прядь волос. Стряхивает с нее снег.

— Красивая. Как Снегурка.

Боже. Не нужно! Ну для чего эти слова? Для чего изображать что-то большее, чем есть на самом деле?

— Спасибо.

Все же три дня не прошли даром, и я настроила себя по максимуму. Теперь только озвучить.

— Куда-нибудь поедем?

Мотаю головой.

— К тебе? — серые глаза загораются алчностью.

— Я не задержу тебя сильно.

— Вот как? — брови Захара сходятся на переносице.

Облизываю обветренные губы. Долбаная привычка довела мои губы до плачевного состояния. Но когда я сильно нервничаю, то не могу остановиться, пока не прокушу губу до крови.