Чародей звездолета «Агуди» - Юрий Никитин

– Сегодня в восемь утра страшное побоище учинил вканзасской школе ученик старшего класса Джон Муглер. Он расстрелял восемьучителей и сорок шесть учеников. Горе родителей не знает предела, на этой почвевспыхнули расовые беспорядки…

Быстро промелькнули смазанные кадры разбегающихся людей,затем камера показала тарзаньи заросли, ведущая прощебетала, что ночью поездДели – Ягуси был остановлен неизвестными, всех пассажиров индийскогопроисхождения вывели и расстреляли на обочине. Ответственность за варварскийакт убийства семисот сорока трех человек взяли на себя «Львы Пенджаба».

Кроме того, добавила она быстро, только что раскрыта сектасатанистов на севере Юты, совершавшая человеческие жертвоприношения. В течениетолько последнего года они принесли в жертву семьсот человек, из них тристамладенцев. При попытке ареста члены секты оказали сопротивление, котороеудалось подавить только при помощи танков. Погибло сорок два полицейских идвенадцать бойцов спецназначения…

Окунев смотрел брезгливо, а когда заговорил, Каганов убавилзвук до минимума, хотя Новодворский и бросил на него недовольный взгляд.

– Ну и что? – сказал Окунев. – Кого этимудивишь? Идет война. Что вылупили зенки? Вы что же, всерьез считаете, что новаямировая будет наподобие старых? С фронтами, окопами и штыковыми атаками напротивника? Ну вы и дикари, дикари… Вокруг костров с бубнами не пляшете?Странно… Кончилась эпоха, когда противник обозначен на штабной карте. Сейчас ниодна страна не воюет, а воюют разные, как их называем, экстремисты. Потому игремят взрывы, люди в масках захватывают самолеты, автобусы с пассажирами, нафугасах взрываются бронетранспортеры и сверхтяжелые танки, группы неизвестныхзахватывают стадионы, театры с массами народу, а самолеты с заложниками… ну, вызнаете, что с ними делают. И знаете, что с тех двух башен в Нью-Йорке тольконачалось…

– Террористы рано или поздно будут пойманы все, –возразил Новодворский. – Об этом твердо и недвусмысленно заявил сампрезидент самих Соединенных Штатов!

Громов отмахнулся:

– Да бросьте чушить. Нет террористов! Просто вот нет –и все. Идет война. Это война теперь такая, еще не поняли? Вторая мировая непохожа на Первую, третья на Вторую, а сейчас, как говорит наш Павлов, началасьчетвертая… Я не стебусь, мне, как военному министру, в этой непонятной войнехуже всего и горько, как будто наелся хрену с редькой. Мы, военные всех стран,готовились к войне с противником, который… обозначен, я не нахожу другогослова. Но не с ребятами с черными или белыми платками на мордах, которые быстренькоснимают их в ближайшем переулке, выходят и улыбаются, сочувствуют, а самиприсматриваются, кто уцелел после их налета, как ударить в следующий раз точнееи больнее. У меня под рукой огромный ядерный потенциал, все живое на планетеразнесу, смету, испепелю сорок раз, у меня атомных подводных лодок столько, чторыбе в морях тесно, а когда подниму все атомные бомбардировщики, закрою небо, инаступит ночь… ну и что мне со всем этим вооружением делать?

Он развел руками, рассерженный и придавленный донельзя.Новодворский улыбался победно, Сигуранцев сочувствующе хмурился, сновапротивник опередил, снова он впереди, воюет по правилам, которые придумал сам,а мы все еще изучаем стратегию, которой пользовался Ганнибал при Каннах…

– Одно утешение, – прорычал Громов, – что иза океаном такие же лохи! Накапливают крылатые ракеты с ядерными боеголовками,в то время как противник взрывает их школы, театры, супермаркеты. Но из-заэтого противника, который незрим, никому нельзя доверять! Ни-ко-му.

– Даже себе, – поддакнул Новодворский. – Аведь только пукнуть хотел, верно?

Громов оглядел его исподлобья, буркнул:

– Тоже мне защитник Родины! В окопах не был, аразговаривает. Наверное, хотите духом окрепнуть в борьбе? Нишкните, демократ…Хотите, дам «Курс молодого бойца», чтоб изучили на досуге? О выполнениидоложите, бить не буду. Если с первого раза не получится, значит, парашютныйспорт не для вас. Если не получится и во второй, значит, привидение из вас тожехреновое. Я ж знаю, что в России по-прежнему две проблемы: дороги и демократы.

– Да ладно вам! А что Сигуранцев, как он насчет этогозащитничества Родины? У него свои методы, верно?

Громов отмахнулся:

– Он сказал что-то насчет кондоминиума, но я не понял.Кстати, что это такое?

– Не знаю точно, но спросите у Окунева. Он всегдапокупает в аптеке самого маленького размера.

– Ну да – навеки врагом станет. Что ума мало – необидится, а вот… гм… Я вообще-то храбер, как подлинный гегемон духа, но нерискну, не рискну.

– Жаль, – сказал Новодворский. – В васпогибает агитатор, горлан и главарь. Хоть сейчас и не время для броневиков наФинском вокзале, но кто знает?

– А когда вы, – отпарировал Громов, –восклицаете насчет террористов, у которых нет национальности, у меня прям морозпо шкуре и в других разных местах от восторга! А когда про наступление насвободу слова в России, то вы прямо Цицерон, обличающий Клеопатру в распутстве!Вы прям Андрей Савельич Цимельман, защитник православия!

Новодворский спросил с укоризной:

– Как вы можете такое?

– Свинья он был, – сказал Громов раздраженно. –Редкостная свинья!

Новодворский чуть улыбнулся, показывая, что да, министробороны хоть и груб, но прав, однако сказал нравоучительно:

– Ах, Лев Николаевич!.. Дэ мортуис аут бене аут нихиль,как говорили в древности, что значит: о мертвых либо хорошо, либо ничего. Аведь Цимельман умер…

– Все равно свинья, – сказал Громов упрямо. –Только дохлая.

По губам Новодворского скользнула улыбка, Шандырин опустилглаза, соглашаясь, Каганов и Убийло смотрели прямо перед собой, ни один глазомне повел, но я чувствовал, что каждый из них сказал про себя: да, свинья этотЦимельман, редкостная свинья. Громов прав, хоть и груб, как всякий солдафон, ноЦимельман все-таки свинья.

Они посмотрели на меня, я кивнул:

– Да, вы правы, нехорошо так о мертвом…

Новодворский самодовольно улыбнулся, а я подумал с тоскливойзлостью, что снова язык мой произносит не то, что думаю, снова этот разладмежду словом и делом, мыслью и поступком. Это в конце концов разрушило истроительство египетской пирамиды коммунизма, и сейчас рушит наши души, вгоняетв депрессию. Почему лицемерим? Почему не перестать лицемерить? Ведь постоянноперемываем кости не только Чингисхану, Сталину или Гитлеру, но вслух говорим,что, дескать, о мертвых либо хорошо, либо ничего! Мы – посмешище для нашихдетей. Они эту фальшь видят и, если мы сами не успеем сделать выводы ипопытаемся вести себя сообразно здравому смыслу, а не этому de mortuis aut beneaut nihil, придуманному в Древнем Риме для каких-то своих римских целей, тодети сами попробуют построить новый мир, в котором нам места уже не отыщется.