Мой визави - Настасья Карпинская

«Революции 169, кв. 73. Жду»

Несколько раз перечитываю сообщение и, глупо улыбаясь, заказываю такси.

− Привет!

− Проходи, − Стас закрывает дверь, а я протягиваю ему пакет. − Что это? Снова пирог?

− Нет, домашняя пицца.

− Я из-за тебя скоро из спортзала перестану вылезать, – он привлекает меня к себе и коротко целует в губы, а я пользуюсь моментом и скольжу ладонями по его обнаженным плечам. На нём только домашние трикотажные штаны, и мне это безумно нравится.

− Мог бы и спасибо сказать.

− Спасибо.

− Вот так-то лучше, – я прохожу вслед за Стасом на кухню, по пути рассматривая обстановку квартиры. М-да, моя двухкомнатная хрущёвка нервно курит в сторонке, мучаясь комплексом неполноценности.

− Что первое: секс или пицца? – как ни в чём не бывало произносит Франц, вытаскивая пиццу из пакета и выкладывая её на тарелку. – Блин, Болонка, хватит уже краснеть? Сколько можно?

− Иди в жопу.

− Я пытался, ты не даёшь.

− Идиот, – оборачиваюсь в поисках какого-либо полотенца, чтобы в него запустить, и замечаю у своих ног маленькое пушистое чудо серо-белого окраса.

− Кис-кис, иди сюда малыш, − котёнок побежал на голос и с удовольствием начал ласкаться об мою руку.

− О Боже, проснулось, чудовище шерстяное, – пробурчал Стас, запихивая пиццу в микроволновку.

− Он хорошенький. Как его зовут?

− Скотина бестолковая − его самое популярное имя в этом доме.

− Если ты его ненавидишь за то, что он написал тебе в ботинки, то, скорее всего, ты это заслужил.

− Он подрал все обои в квартире, а я недавно сделал ремонт, мать его. И вообще, я тебя два дня не видел, а ты вместо меня кота ласкаешь.

− Ну, ты же не кот. Хотя если ты скажешь мяу…

− Только если ты полаешь, Болонка, − ухмыляясь, он поставил передо мной тарелку с куском пиццы и чашку кофе.

− Дурак.

− Дура.

− Галантностью Франц в твоём поведении и не пахнет.

− К счастью, я обделен этим недостатком, – Стас поднял меня со стула и усадил к себе на колени. Мы пили кофе, а я не могла оторвать от него взгляд, отмечая каждую мелочь: едва заметные мимические морщинки у глаз, маленькую родинку на шее, короткий шрам над бровью. В нём ничего меня не отталкивало, скорее наоборот, каждое незначительное открытие всё больше притягивало к себе. Мне его становилось мало. Эти два дня словно растянулись в месяцы. Франц кинул на меня усмехающийся взгляд и, поставив наши чашки на стол, поймал мои губы своими. Его пальцы сжали мои ягодицы, а потом, мягко пробежав по ребрам, скользнули на спину, прижимая ещё ближе к себе, пробуждая внутри уже такие знакомые и такие желанные ощущения. Я хотела его до невыносимого жара, разгорающегося в моих венах, до белой пелены перед глазами. Хотела настолько, что скажи он мне приехать к нему в другой город, я бы уже паковала чемоданы. Да, я − дура, доверчивая и наивная, но счастливая в эту минуту. Я не уловила момента перемещения в спальню, меня просто подхватили на руки, а через мгновение я уже лежала на кровати. А потом… Отчего-то пристальный взгляд Стаса глаза в глаза, непривычно нежное движение рукой по моей щеке. Я, прикрыв на секунду глаза, растворяюсь в этой неожиданной ласке. Он снимает с меня вещи, осыпая шею, грудь дорожками поцелуев, опускаясь ниже по животу.

− Стас, не надо, − я пытаюсь поднять руками его голову, но все мои попытки нещадно пресекают, прижав ладони к постели. – Стас, пожалуйста, не надо.

− Дин, хватит стесняться, просто расслабься.

− Давай без этого?

− Болонка, ты бесишь, − Франц неожиданно поднялся с кровати, лишая меня своего тепла. Я даже успела подумать, что он психанул, но, выдернув из висевшего на спинке стула халата пояс, Стас снова направился ко мне.

− Руки давай.

− Нет, – я отползла к изголовью, отрицательно качая головой. Но слушать, конечно же, меня никто не стал. Он просто связал мои запястья поясом, а второй его конец привязал к ножке кровати, перекинув для этого, меня на самый край постели.

− Ты псих!

− Не ори, ребёнок спит.

− Стас, развяжи меня, − дернув пару раз руками, меня начала накрывать паника, необъяснимая зависимость между связанными руками и выплеском адреналина.

− Ч-ш-ш, не дергайся и дыши, − он лёг рядом, нежно поглаживая мой живот, давая время немного успокоится. − Надо же твою зажатость как-то лечить.

− Странные методы.

− Есть другой способ, но тогда ты станешь алкоголичкой, – он рассмеялся, и его губы заскользили по груди, опаляя чувствительную кожу жаром своего дыхания, при этом рукой стягивая с меня трусики. − Станет неприятно, просто скажи.

− Псих… Ненормальный… Извращенец… − упорно процедила сквозь зубы, а дальше слов не осталось, как и мыслей, страха, неловкости, стеснения. Только волны жара, накрывающие меня с головой, всхлипы и едва сдерживаемы стоны от каждого его движения, заставляющие меня содрогаться и бесстыдно раскрываться ему на встречу.

Нарастающий гул в ушах, сорванный вздох и разум, полетевший вниз с обрыва. Сильные пальцы, развязывающие узел на моих запястьях. Губы, с жадностью обрушившиеся на мой рот, и Стас внутри меня, одним толчком лишивший меня воздуха. Я, сдерживая вскрик, уткнулась в его плечо, а он прижал меня ещё сильнее к себе, заглушая мои стоны и продолжая почти вбиваться в меня, подводя с каждым толчком всё ближе к взрыву. Тело задрожало, заставляя выгнуться дугой в его руках, пробивая каждое нервное окончание острыми импульсами, резко подбрасывая и разрывая сознание на клочки. Шумный выдох Стаса сквозь зубы, и он, зарывшись носом в мои волосы, замирает. Мы не шевелимся, оставаясь всё также сплетенными друг с другом, выравниваем дыхание. Двигаться не хотелось от слова «совсем». Франц первый приходит в себя, приподнимаясь, ложится на спину, снимает защиту и прижимает меня к себе, целуя в висок.

− Мне вызвать такси? – провожу кончиками пальцев по щеке Стаса.

− Оставайся до утра, только при Ромке не светись, – он прижимается губами к моему запястью. − Я утром отвезу его в школу и вернусь.

− Хорошо, – отчего-то на душе после его слов стало тепло. Да, он не хочет знакомить меня с сыном, но и среди ночи не выставил за дверь. Я не могла его упрекнуть. Наверное, от того, что понимала: наши встречи могут прекратиться в любой момент, а ребенок начнет задавать вопросы, и Стасу будет тяжело объяснить ему положение вещей. Семь лет − это не тот возраст, когда ты понимаешь взрослых.