Тюремный романс - Вячеслав Денисов

Кусков не помнит, что с ним было в тот вечер и последующую ночь. Это, разумеется, не алиби, но нет и подтверждения того, что стрелял он. Девчонка из стриптиза подтвердила, что он весь вечер сидел в кабаке, пил без меры, а почти всю ночь был с ней. Сам Кусков подверждает это частично, так как опять же ничего не помнит. Только теперь это лучшее подтверждение того, что он не лжет. Одно дело – не помнить, как ты стрелял в Эфиопа, и совсем другое – не помнить подробностей своего настоящего алиби. Судья Левенец это также понял, честь ему и хвала.

«Бройлерный» следователь из РОВД от пассивной голодовки отощал до того, что на него без боли нельзя было смотреть. Гаишник, напротив, сбрасывать вес не собирался. Он был в СИЗО уже месяц и, как он сам признавался, потяжелел за это время кило на пять.

Наплевать на все было лишь тучному дядьке. Пермяков пытался первое время на глаз определить его возраст, но вскоре бросил это занятие как бесперспективное. Через два дня совместного пребывания он не выдержал и нарушил известный ему порядок. Известный, конечно, понаслышке. Никогда не лезь ни к кому в камере с расспросами и не интересуйся свыше того, о чем тебе уже рассказали. Подобные расспросы в камерах никогда не поощряются и наталкивают сокамерников на определенные размышления. Однако к исходу второго дня Пермяков не выдержал. Долежавшись на нарах до того, что затекла и онемела спина, он сел и стал с хрустом разминать плечи.

Толстяк по-прежнему лежал и всем своим видом напоминал не арестанта, а часть интерьера. Подойдя, Александр присел на нары напротив, сунул в рот сигарету.

– Поговорить хочешь? – услышал он сквозь пелену вырвавшегося на волю дымка.

– Неплохо было бы, – согласился Пермяков. – Мылом, пока мне не передали, вашим пользовался. Сигареты, пока мне не передали, ваши курил. И чай крепкий, пока свой не получил, ваш пользовал. Знаю, что зовут Германом Ивановичем, что на конвой с прибором кладете и что биографией Пушкина, судя по книге, увлечены. Не так мало для мимолетного знакомства, но ничтожно для совместного пребывания за решеткой. Да еще у меня такое всепобеждающее чувство, что вы из тех, на кого можно положиться. Во всяком случае… – Он понизил голос и скосил взгляд в сторону. – Во всяком случае…

– Во всяком случае – тут, – помог ему тучный.

Посмотрев на Пермякова поверх очков, снял их и отложил в сторону книгу с известным всему миру и выдавленным на обложке профилем с бакенбардами.

– Начальник Вереснянского областного ГУВД, генерал-майор милиции Гросс Герман Иванович, к вашим услугам. Оборотень в погонах, масштабный растратчик, организатор преступного сообщества.

– Это круто, товарищ генерал-майор, – согласился Пермяков.

– Согласен. А вы, подполковник юстиции, как понимаю, всего-то мелкий взяточник?

– Почему мелкий? Я домами беру.

– Мелко плаваешь, – рецензировал моральный облик сотрудника прокуратуры генерал.

– Здесь не Вереснянск, – возразил Пермяков. – Не развернешься.

– А свинья, подполковник, везде грязь найдет.

– Было дело, – согласился Александр.

– Было или будет?

– Уже есть.

– Это плохо. – Сев на нары, Гросс вынул из кармана спортивной куртки пачку «Собрания». – Кто подставил – знаешь?

– Пытаюсь понять. – Сашка потряс сигаретой над пепельницей генерала. – Но не понимаю… А вас куда потом? На этап?

Генерал посмотрел на Пермякова, как на слабоумного.

– Какой этап, подполковник? Дня через два-три выпустят и на пенсию отправят. Думаешь, ты тут главный оборотень? Главный оборотень здесь – я. А вообще запомни, Пермяков, при постоянной работе в сети всегда попадает тот, кто нужен, а при массовом забое – кто под ногами мешается. Это все история, Пермяков: «враги народа», «оборотни в халатах», «оборотни в погонах»… Из одной оперы. И посадить толком ума не хватает, и извиниться чести у них нет. Только карьеры, как косой, выкашивают, суки. Лучше бы они в месяц по три – да тех самых, чем за день пятьдесят, из которых тех самых – ноль целых пять сотых…

Последние слова генерал произнес шипящим шепотом.

Гросс долго смотрел на заместителя прокурора, словно пытаясь понять, стоит ли вообще с ним разговаривать. Александр молча держал этот взгляд, периодически поднося к губам сигарету.

– У тебя есть адвокат?

– Нет, – признался Саша. – Но вызову сразу, когда пойму, что он нужен.

– Не спеши. – Поднявшись, генерал подошел к раковине, сполоснул лицо и вернулся на место. – Расскажи мне о себе, Пермяков…

Когда Яша Локомотив узнал, что милиционеры из водной милиции обнаружили труп Рожина гораздо раньше, чем он на это рассчитывал, то понял, что это очередная темная полоса в череде текущих дней. Яша был внешне очень спокойным и рассудительным человеком, теряющим над собой контроль лишь после изрядного количества выпитого спиртного. Этим он был похож на своего старого знакомого Кускова. Правда, месяц назад произошло нечто, что слегка расстроило течение их старой дружбы, – Виталька немного выпил и почудил. Но подобное случалось не единожды, тем более что частенько инициатором таких размолвок выступал и сам Локомотив. Поэтому обиды хватило лишь до того момента, пока вся братва не прибыла на остров для празднования дня рождения Яши. Там сразу почувствовалось, что Штуки не хватает. Не было той остроты и экстрима, к которому привык Яша, находясь в одной компании с Кусковым.

Все шло хорошо. Уехав на остров, Локомотив обеспечил себе алиби, заручившись свидетельством около сотни людей. Называть свидетелями тех, с кем Яша делил барыши, полученные в результате преступной деятельности, сотрудникам УБОП не хотелось, однако факт оставался фактом. В момент убийства Ефикова Локомотив находился на острове, в тридцати километрах от рельсов, на которых закончил свою жизнь хозяин игорного бизнеса Терновской области. Собственно, никто из коллег Земцова – начальника отдела по борьбе с бандитизмом – и не предполагал, что Яша сам возьмет в руки автомат и выйдет в ночь. Удивляться не стоило и тому, что на острове находились все его люди. Разрядить магазин автомата в Эфиопа мог кто угодно. Например, приглашенный киллер-гастролер. Но в данном случае, чтобы привлечь Локомотива к такому безобразию, как заказное убийство, нужно как минимум найти того гастролера и убедить даже не в том, что он действовал от имени Яши, а в том, что он просто стрелял.

Рассчитал Яша все правильно. Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет. За три месяца обработки двоих сержантов из вневедомственной охраны Локомотив в очередной раз убедился в том, что неподкупных нет. Некоторые изменяют делу из-за денег, вторые – из желания испытать чувство собственной опасности (деньги при этом тоже не мешают), третьи просто мстят своим за прошлые обиды. Зелинский и Гонов относились к первой категории. Яша рассчитывал потратить на устранение Эфиопа пятьдесят тысяч долларов, но боялся, что менты запросят в два раза больше. Однако все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. Зелинский неожиданно назвал сумму, при оглашении которой Яша надул щеки и изумленно выдохнул.