Закат в Лиссабоне - Чингиз Абдуллаев

— Вот этот, — показал Дронго. — На автобусах висят таблички.Вы их просто отсюда не видите.

— Очень хорошо, — сказал Кобден. — Вы тоже делегат? ЯФранклин Кобден из Филадельфии. А вы откуда?

Дронго также представился, назвав свои имя и фамилию, идобавил:

— Я из Баку.

— Никогда у вас не был, — заинтересовалcя  Кобден, — нослышал, что у вас много нефти. Это верно? Ваша страна, должно быть, оченьбогатая?

— Насчет нефти все правильно, насчет страны, к сожалению,нет. Нефть не всегда приносит счастье, мистер Кобден. Это как проклятье народа,у которого она есть. Ни одна страна, имеющая дармовую нефть, ничего другого недала миру. Более того, она обречена на стагнацию и проедание доходов от продажиприродных запасов.

— Вы так думаете? — удивился Кобден. — Очень интересно.

— Уверен в этом. Посмотрите сами. Все арабские страны,продающие нефть, живут только за счет этого богатства. Они ничего непроизводят, не пытаются даже наладить собственное производство. В Нигерии,Колумбии, Мексике тоже не очень развивают другие отрасли. Даже в Норвегиизаметна определенная стагнация при высоком уровне жизни. Правда, в некоторыхстранах хотя бы умно распорядились нефтяными деньгами,  создав фонды для своихнародов.

— У вас распорядились иначе?

— У нас нефть не являемся достоянием народа, — грустноулыбнулся Дронго, — поэтому мы не можем считаться богатой страной. Богатствостраны определяется не запасами нефти и доходами, которые она приносит, аблагосостоянием собственных граждан. Поэтому Норвегия опережает в рейтингечеловеческого развития даже Соединенные Штаты. Разве вы этого не знаете?

— Слышал об этом, — согласился Кобден. — Вам не говорили,что вы высказываете опасные мысли для официального делегата своей страны?

— У нас достаточно демократический режим, чтобы я могпозволить себе любые высказывания, — улыбнулся Дронго. — И вообще, я —независимый эксперт, поэтому могу излагать собственные взгляды так, как мненравится.

— Полностью независимых людей не бывает, — назидательнопроизнес Кобден. — Иногда нам только кажется, что мы независимы. Мы все в тойили иной мере зависимы от разных обстоятельств и от собственных государств.

— Вы тоже? — поинтересовался Дронго.

Кобден широко улыбнулся, ему понравился вопрос.

— Вы хорошо говорите по-английски, — похвалил онсобеседника, — такое ощущение, что вы стажировались в Англии. — И лишь послекомплимента ответил: — Да, и я тоже. Думаете, я родился со своими деньгами? Вызнаете, чем я занимаюсь?

— Слышал.

— Я заработал свой первый миллион только в пятьдесят лет. Апрежде чем его заработать, много ездил по миру, не всегда был успешен иудачлив, даже работал на наше ЦРУ. Не удивляйтесь, это написано в моейбиографии, и я не стесняюсь этого факта. А потом вышел на пенсию и решилзарабатывать деньги. В конце восьмидесятых в Восточной Европе произошли бурныеперемены, и моя фирма начала поставки дешевых лекарств в Польшу, Венгрию,Чехословакию. Вот тогда я и сделал свой капитал.

— Вы работали в ЦРУ? — переспросил Дронго.

— Восемь лет, — гордо ответил Кобден, — разве я могусказать, что полностью независим? Прошлое иногда напоминает о себе даже сейчас.Не говоря уже о моей новой, нынешней зависимости. Легче заработать миллион, чемего сохранить, — это общеизвестная истина у нас в Америке.

Дронго улыбнулся. Ему импонировал этот энергичный тип стаким рациональным взглядом на жизнь.

— Я видел вас с очень красивой женщиной, — неожиданно сказалКобден, — и еще подумал тогда, что вы итальянец. Только итальянцы и французымогут с первого дня начать охоту за самой красивой женщиной на конгрессе.Сожалею, что не успел заметить ее первым. Иначе попытался бы отбить ее у вас.

— Вы тоже не промах, — ответил в тон миллиардеру Дронго. — Ия видел вас с очень красивой женщиной. Во всяком случае, Эстелла Велозу ничутьне уступает сеньоре Машаду. И тоже подумал: парень-то, видать, из тех, ктосвоего не упустит.

Мужчины рассмеялись, довольные друг другом.

— Между прочим, она подруга вашей знакомой, — миролюбивозаметил Кобден. — Действительно красивая женщина. Работает в организационномштабе на нашем конгрессе, а раньше я ее не видел. Знаете что? Хотя я старше васлет на тридцать, но все равно предлагаю устроить совместный ужин на четверых. Явсе беру на себя. Как вы к этому отнесетесь? Завтра, у меня в отеле «Ди Лапа»?

— Прекрасно, — согласился Дронго, — только обещайте неотбивать мою даму, иначе я побоюсь к вам приехать.

— Слово джентльмена! — Кобден протянул ему руку.

Делегаты, собравшиеся в поездку, начали садиться в автобус.Кобден полез первым. И место занял в первом ряду, ни секунды не сомневаясь, чтоименно здесь он должен сидеть. Как только по ступенькам поднялся Дронго, онсразу же предложил ему сесть рядом с собой. Чуть поколебавшись, тот согласился.Конечно, ему было бы приятнее ехать с Зулмирой, но не хотелось обижать старика.Через некоторое время в автобус поднялись Зулмира и Эстелла. Увидев Дронго,сидящего в первом ряду с несчастным видом, подруги прыснули от смеха. Выбравкресла в пятом ряду, они уселись вместе и принялись обсуждать пару Дронго —Кобден. До слуха Дронго доносились их насмешливые замечания. Эстеллапредположила, что он хочет добиться финансирования фармацевтическойпромышленности в своей стране и потому решил подружиться с мистером ФранклиномКобденом.

— Кажется, эти дамочки смеются над нами, — в благодушномнастроении заметил Кобден. У старика оказался идеальный слух.

Вошедший в салон Чжан Цзинь, увидев Дронго, на секундузамер, затем коротко кивнул, словно старому знакомому, и поспешил в конецавтобуса. Мимо Дронго прошли еще несколько поднявшихся в автобус человек. Наодного он обратил особое внимание. Этот делегат удивительно походил по описаниюна «Сервала». Ему было под шестьдесят, он имел крупную голову, широкие плечи,глубоко посаженные глаза. На подбородке были заметны следы пластическойоперации. Незнакомец прошел в конец салона и занял место рядом с Чжан Цзинем.

Итальянского делегата Паоло Россетти, прошедшего мимоДронго, трудно было спутать с кем-то другим. Поднявшись в автобус, он сразу жеотпустил парочку комплиментов сеньорам Машаду и Велозу, поздоровался с кем-тоиз сидевших на последних рядах, громко прокричав приветствие на английскомязыке с итальянским акцентом, и наконец уселся на свободное место у окна.Россетти был мужчиной лет пятидесяти, среднего роста, лысым, с подвижнымкруглым лицом и крупным носом с горбинкой. Его активность и жизнерадостностьбросались в глаза и даже передавались соседям. На роль «Сервала» он явно негодился.