Большой погром - Василий Сахаров

– Как я доберусь в земли язычников?

– Корабли венедов перекрыли Ла-Манш. Ты доберёшься до Кале, где тебя будет ожидать судно, и выйдешь в море. Потом сдашься варягам.

– А если совершить путешествие по суше?

– Не получится, – покачал головой де Корентин. – Германцы контролируют все дороги и проверяют каждого путешественника.

– Даже дворян?

– Людей благородной крови в особенности.

– Они опасаются славянских лазутчиков?

– Да.

– У меня будет какое-то послание к венедским вождям?

– Сейчас нет.

– А как же я докажу, что являюсь посланником короля?

– Никак. Вся надежда на то, что ты лично встретишься с Вадимом Соколом. Он тебя знает и должен поверить, что перед ним не пустышка.

– Так-так, – кивнул Роберт. – А что я должен ему сказать или передать?

– Главная мысль, которую ты обязан донести до Вадима, что король Людовик – жертва обстоятельств. Он не желает воевать с венедами, ибо наша казна пуста, мы потеряли много воинов и у Франции нет интересов на севере. Но он пойдёт в поход, если его позовут. Уверенности в победе Христова воинства у нас нет, и в ходе войны, которую всё равно развяжут папа римский и германцы, королевские войска не будут проявлять усердие. А чтобы венедам легче было одолеть своих врагов, мы намерены делиться с ними военными планами. Но не со всеми венедскими князьями и вождями, а только с Вадимом Соколом. Насколько я понял, он человек непростой, хитрый и расчётливый. Поэтому извлечёт выгоду из нашего сотрудничества, и главные удары венедов обрушатся на других крестоносцев, а мы останемся в стороне. Скажи ему, Роберт, что ты – лишь первая ласточка, и если удастся договориться с венедами, можно будет отправить более представительное посольство. На этот раз с верительными грамотами.

– Сомневаюсь, что Сокол станет с нами дружбу водить. Очень уж он нас не любит.

– А ты не сомневайся. Ему не впервой с христианами дружбу водить. В Ла-Манше не только венеды, но и датчане под языческими флагами. Они заключили с Вадимом тайное соглашение и грабят христиан, а поймать их за руку не получается. Мне это достоверно известно.

Рыцарь молчал, обдумывая слова де Корентина, и королевский телохранитель поторопил его:

– Тебя что-то смущает?

Де Ге поймал взгляд командира и спросил:

– Кто будет знать о моей миссии?

– Король, я и аббат Сугерий.

– Сугерий? – удивился Роберт. – Священнослужитель?

– Аббат не только Христов служитель, но и франк. Ему Крестовый поход тоже не нужен. По крайней мере, против венедов. Знаешь, что он недавно на проповеди сказал?

– Откуда? – пожал плечами рыцарь. – Я ведь из провинции приехал.

Де Корентин наморщил лоб, вспоминая речь Сугерия в аббатстве Сен-Дени, и стал её цитировать:

– «Венеды, у коих я был в плену, не ведая закона Божия, не убивают единоверных своих, не грабят, не обманывают, не клевещут, не воруют, и никто из них не утаит вещи ближнего своего. Однако если кого из них постигнет беда, его выкупают и дают ему денег, чтобы он мог заниматься своим ремеслом, а найденные вещи объявляют на торгу. А мы, христиане, крещённые во имя Бога и постоянно слыша Его заповеди, исполнены неправды, зависти и немилосердия. Опомнитесь, люди! Своих же братьев грабим, убиваем, продаём в рабство и обижаем. А если можно было бы, то съели бы друг друга, да Бог бережёт. Вельможа или простой человек, всякий руководится корыстными расчётами, придумывая, как бы кого обмануть». – Закончив, де Корентин посмотрел на Роберта. – Каково?

– Сильно сказано, – восхитился рыцарь.

– То-то же. Какие у тебя ещё вопросы?

Беседа продолжилась, и верные слуги дома Капетингов общались до самого утра. Потом расстались. Леон де Корентин покинул дом горбуна через подземный ход, а Роберт де Ге через дверь и сразу направился в Кале. Через трое суток на утлом судёнышке он вышел в море и вскоре был перехвачен кораблём варягов. После чего, на его счастье, он смог поговорить с Ранко Самородом, который сразу понял, кто перед ним, и немедленно отправил франка в Рарог.

Рарог. Лето 6658 от С. М. З. X.

День не задался с самого утра.

Вечером я читал старые книги и делал пометки в дневнике. Увлёкся и засиделся допоздна, поэтому заночевал в кабинете. А когда проснулся и спустился к завтраку, Нерейд закатила скандал. Я не скрывал от своих женщин, что женился в третий раз и в степи меня ждёт молодая красивая девушка. По местным меркам, в этом нет ничего необычного или греховного. Сколько мужчина может и хочет содержать жён, столько и есть. Нерейд и Дарье это, как я уже говорил, не нравилось, но они смирились. По крайней мере, мне так казалось, и гневные выкрики супруги, которая обычно вела себя весьма сдержанно, а теперь обвинила меня в безразличии к семье, стали неожиданностью.

Ругаться не хотелось, и ударить мать своих детей, дабы вправить ей мозги, я не мог. Воспитание не позволяло. Поэтому покинул стол и вышел во двор. Нерейд успокоится, тогда с ней можно будет поговорить. Но вскоре я о ней забыл, ибо меня ожидали неприятные вести. Не одна и не две, а целых пять.

Кузнецы и литейщики сделали первую пушку. Пока ещё примитивную. Древесный ствол стянули металлическими полосами, склепав их. И, не поставив меня в известность (видимо, хотели получить какой-то результат и только потом похвалиться), произвели пробный выстрел. Пороха забили немного, и каменное ядро весом в двадцать килограммов шлёпнулось в десяти метрах от орудия. Сразу забили второе ядро, увеличили количество пороха и переборщили. Пушку разорвало, и четыре испытателя – три кузнеца и один литейщик – получили тяжёлые ранения. Наверное, выживут, но здоровья они себе поубавили, и работы по созданию полноценной пушки замедлятся.

Следующая новость из Европы, от датского купца Маргада Бьярниссона, который занимался перепродажей бумаги из Рарога. Недавно он был в Бремене и стал свидетелем публичной казни. Германцы сжигали на кострах пленных славян, пятерых бывалых воинов и двух молодых. Судя по подробным описаниям купца, это были диверсанты Доброги и мои вароги, которые отправились в рейд вместе с ними. Католики, будь они неладны, всё-таки смогли обнаружить отборных венедских воинов, окружить и даже захватить некоторых в плен. А что с ними творили в темницах бременского архиепископа – понятно. Не пирогами кормили и пивом поили, не душеспасительные беседы вели, а пытали и калечили. Муки воины претерпели ужасные, это точно. Но самое плохое, что германцы, скорее всего, смогли развязать им язык. Нет таких людей, которые не ломаются. Не бывает. И если палач не смог разговорить пленника, то это всего лишь показатель его непрофессионализма. Именно поэтому все вароги, оказавшись перед выбором, шли на смерть. А тем парням, которые заживо сгорели на площади Бремена, не повезло. Они не смогли погибнуть или их захватили врасплох.