Правда сталинских репрессий - Вадим Кожинов

Черчилль тогда (до мая 1940-го) не состоял в правительстве, и выраженная им «уверенность» в «несогласии» этого правительства с движением Германии на Восток была всецело безосновательной (что Черчилль, разумеется, понимал): до сентября 1939 года ("пакт" СССР с Германией был заключен 23 августа) Англия фактически соглашалась со всеми действиями Гитлера в восточном направлении, и потому какой-либо её союз с СССР был невозможен.

15 марта 1939 года Гитлер захватил Прагу. И, констатирует Черчилль, "18 марта русское правительство… несмотря на то, что перед ним захлопнули дверь… предложило созвать совещание шести держав" (с. 153) — имелись в виду, помимо трех «великих», Польша, Румыния и Турция, которым так или иначе угрожал Гитлер. Но и это предложение было отклонено.

Вместе с тем захват Праги вызвал даже и у Чемберлена острую тревогу; на очереди явно была Польша, с которой Великобританию связывал договор о взаимопомощи. И, продолжает Черчилль, "через две недели (31 марта) премьер-министр заявил в парламенте: "Я должен теперь сообщить палате, что… в случае любых действий, которые будут явно угрожать независимости Польши… правительство его величества будет считать себя обязанным сразу же оказать польскому правительству всю возможную поддержку" (с. 155–156).

Но это была, строго говоря, совершенно утопическая программа, ибо Великобритания не имела границ с Польшей. И 16 апреля 1939 года британский посол в Москве, по сути дела, впервые обратился к СССР с предложением о совместном противостоянии Германии в вопросе о Польше. В ответ Советское правительство, писал Черчилль, на следующий же день, 17 апреля, вновь "выдвинуло официальное предложение, текст которого не был опубликован, о создании единого фронта взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР. Эти три державы, если возможно, то с участием Польши, должны были также гарантировать неприкосновенность тех государств Центральной и Восточной Европы, которым угрожала германская агрессия. Не может быть сомнений в том, — резюмировал Черчилль, — что Англии и Франции следовало принять предложение России, провозгласить тройственный союз… Союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу у Германии в 1939 году, и никто не может доказать, что… война не была бы предотвращена… Если бы по получении русского предложения Чемберлен ответил: "Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею", или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути… Вместо этого длилось молчание, пока готовились полумеры и благоразумные компромиссы… Для безопасности России требовалась совершенно иная внешняя политика… Россия должна была позаботиться о себе" (с. 162, 163, 165).

О самом «пакте» СССР с Германией, заключенном после долгих бесплодных попыток объединиться против Гитлера с Англией и Францией, Черчилль основательно писал: "Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав" (с. 179–180). Итак, Черчилль, который досконально знал весь ход дела, видел в «пакте» Сталина с Гитлером меру, "продиктованную обстоятельствами", и подчеркивал: "Если их (русских. — В.К.) политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной" (с, 180), то есть соответствующей реальному положению вещей, Из этого, в сущности, следует, что сам Черчилль, будь он на месте Сталина, поступил бы так же.

Словом, неожиданный «переворот» в политике не являл собой выражение индивидуальной воли Сталина, а был совершен под властным давлением реальной исторической ситуации (напомню, что я пока никак не оцениваю происшедшее, а только стремлюсь ответить на вопрос, почему был заключен пресловутый пакт).

Важно сознавать, что ни Черчилль, ни историк Лиддел Гарт ни в коей мере не стремились снять с СССР (и Сталина) «вину» за пакт с Гитлером, Но присущая вообще английскому менталитету склонность к объективности дала им возможность показать, что пакт был "продиктован обстоятельствами", что эти обстоятельства, по сути дела, «загнали» СССР в «пакт». Отклонение Англией всех предложений СССР о союзе привело к попытке хоть в какой-то мере отсрочить войну с Германией. Сталин, по определению Черчилля, "думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав", Об этом же писал и Лиддел Гарт, оговаривая, правда, что "Сталин переоценил способность западных стран к сопротивлению" (с. 28), ибо с сентября 1939 года на Западе началась так называемая странная война — одна видимость войны, которая не мешала Германии наращивать боевую мощь…

Сошлюсь еще на вывод известного английского журналиста Александра Верта, автора обстоятельной книги "Россия в войне 1941–1945". Рассуждая о «пакте», он безоговорочно признал, что "у русских не было другого выбора". Понятно, что не было выбора и у Сталина…

И еще об одном «решении» Сталина. В 1947 году он выдвинул задачу борьбы с «низкопоклонством» перед Западом, притом поначалу речь шла не столько об идеологии в прямом, собственном смысле слова, сколько о положении в естественных и технических науках.

Одним из выражений этого нового курса была сталинская речь перед руководителями Союза писателей 13 мая 1947 года, которую зафиксировал (по памяти на следующий день, то есть, по-видимому, весьма точно) Константин Симонов: "А вот есть такая тема, которая очень важна, — сказал Сталин, — которой нужно, чтобы заинтересовались писатели… Если взять нашу среднюю (это существенное уточнение; см. ниже, — В.К.) интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров… у них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Почему мы хуже? В чем дело? Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает… Надо бороться с духом самоуничижения…"

Это было, поскольку речь шла не об идеологии, а о науке, принципиально новой постановкой вопроса; до войны, в 1930-х годах, Сталин не раз безоговорочно утверждал как раз необходимость «ученичества» у Запада, прежде всего у США: "Мы бы хотели, чтобы люди науки и техники в Америке были нашими учителями… а мы их учениками".

Новое «указание» Сталина воспринималось при его жизни как еще одно свидетельство его личной «мудрости», а позднее — как одно из проявлений его — опять-таки личной — тупой зловредности, нанесшей тяжелейший ущерб развитию науки.

Однако есть все основания утверждать, что это сталинское «указание» не было результатом его собственных размышлений: оно было вызвано письмом, которое в предыдущем, 1946 году направил Сталину один из виднейших ученых того времени П.Л. Капица. Посылая ему рукопись книги сложившегося еще до революции писателя и историка науки и техники Л.И. Гумилевского (1890–1976) "Русские инженеры", П.Л. Капица сообщал, что эта книга была создана по его предложению: "…я ему (Л.И. Гумилевскому. — В.К.) сказал, что надо бы писать… о наших талантах в технике, которых немало, но мы их мало знаем. Он это сделал, и получилась… картина развития нашей передовой техники за многие столетия. Мы, по-видимому, мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли… обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное".