Невозвратимое - Алиса Арчер

Через секунду Книжник снова появился, и от его безумного чудовищного вида Вяземский заорал. Вместо правой руки из плеча Книжника торчал кривой обугленный обрубок. Лицо было страшно обезображено ожогами: на половине черепа почти не было тканей, вместо глаза зияла дыра. Книжник подошел к профессору и здоровой рукой взял его за горло. Подтащил к стене, с силой вдавил и навис над профессором, обдав его тошнотворным запахом горелой плоти. Дыхание с шумом вырывалось из груди, уцелевший глаз пылал ненавистью. Рука сильнее сжала горло Вяземского и сдвинулась выше, вынуждая профессора задрать голову. Теперь он смотрел прямо в изуродованное лицо Книжника. Он пытался зажмуриться, но страх парализовал мышцы, и у Вяземского лишь задергался глаз.

А потом Книжник начал говорить. Обожженный рот странно кривился, с трудом произнося исковерканные фразы:

– Вам нравится, как я выгляжу, профессор? Должен признаться, это не самая удобная форма для существования, но я не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать вам, что произошло со мной в аномалии. Вы ведь очень хотели это узнать. Так смотрите. Я бы с радостью поделился с вами еще и своими ощущениями. Они просто незабываемы.

Книжник зашелся в кашле, и Вяземский с ужасом увидел, что с лица гиганта отвалилось несколько кусков кожи. На обнаженных мышцах выступила кровь, и Книжник резко отвернулся. Хватка на шее ослабла, и Вяземский от неожиданности повалился на пол. А когда поднялся, Книжник снова стоял перед ним – здоровый и невредимый. Профессор устало привалился к стене и закрыл глаза. Бороться с Книжником бессмысленно. Если он выжил после того, что с ним сделал фантом, убить его теперь не под силу даже Бельскому. А для самого Вяземского все будет кончено уже через несколько минут. И он лишь надеялся, что Книжник не станет долго его мучить.

Однако минуты шли, Книжник бездействовал, и Вяземский решился открыть глаза. Комната вновь опустела. На полу рядом с профессором, словно насмешка над его бессилием, лежал пистолет. Вяземский взял его в руки, пытаясь понять, почему оружие не стреляло. И почти сразу увидел, что не снял пистолет с предохранителя. Профессор вздохнул, и, ощущая себя дряхлым никчемным стариком, начал подниматься. Книжник снова оставил его в живых, и в этом Вяземскому виделась горькая ирония. Он вышел из комнаты, размышляя о том, что скажет на это Бельский. И еще о том, что все на свете имеет свою цену. Он спас мир, но наделил монстра сверхъестественными способностями. Создал своего Франкенштейна. И он не знал, как сообщить об этом генералу.

Сознание возвращалось яркими вспышками света, тяжелыми оглушающими волнами болезненных ощущений. Он чувствовал себя так, словно его выпотрошили, вывернули наизнанку, а потом заново собрали, не потрудившись составить части тела в правильном порядке. За глазами пульсировала боль. Ныли мышцы, и во всем теле чувствовалась слабость. Книжник открыл глаза. Незнакомая комната, старая мебель, потолок в хлопьях облупившейся штукатурки. Почему он лежит на полу?

Он попытался вспомнить, как оказался здесь, но не смог сосредоточиться. В памяти всплывали смутные образы – тугие, плотные, словно засахаренный мед. Непроницаемые. Чьи-то голоса, чьи-то лица. Все ускользало. Стоило ему лишь попытаться удержать промелькнувшее виде́ние, как оно таяло, растворялось в белесоватой мерцающей дымке. И почему-то это было ему приятно.

Некоторое время он просто наслаждался пустотой. Самой сутью существования, без оглядки на предыдущий опыт, на невесомые прикосновения призраков прошлого. Минуты истинной безмятежной свободы. А потом начала возвращаться память. Расплываясь в сознании, словно чернила в воде. Заполняя каждую клетку значением и смыслом. Соединяя разрозненные осколки и фрагменты в единое целое, что делало Книжника самим собой.

Молодая женщина плачет в углу комнаты с зарешеченными маленькими окнами. За ее спиной прячутся трое малышей. Она просит, она умоляет его остановиться, но он вновь заносит руку для удара. Лицо ее мужа уже напоминает фарш, и Книжник чувствует, как под рукой разъезжается плоть с кошмарным чавкающим звуком.

– Скажи мне, чего ты боишься? – Луццатто готовится произнести тост. Он рад удачному завершению их первой совместной сделки. Его дела еще никогда не шли так успешно.

– Посмотри на меня, Мозес. Чего я могу бояться? – улыбается Книжник в ответ.

– Ну, если ты ничего не боишься, значит ты самый страшный, – усмехается Луццатто и поднимает вверх изящный бокал. Сладковатый привкус вина так явственно чувствуется во рту, что Книжник морщится.

Малютка держит его за руку. Он смотрит на бесчувственное тело ее матери и гадает, как ей удалось снова достать наркотики. Он запретил своим людям снабжать ее героином, но ее тяга слишком сильна. Женщина идет на все, чтобы достать дозу. Он знает, что когда его нет в городе, она торгует своим телом в обмен на недолгое забытье.

Он слушает Вяземского, убеждающего войти в квантовый тоннель. Профессор волнуется, и интуиция говорит, что тот лжет. И Книжник не может понять, почему соглашается.

Одним движением Книжник поднялся на ноги. Он вспомнил свои последние часы с удивительной четкостью: кошмарные ожоги, сиреневый сталагмит, агония. Но почему он все еще жив? Он посмотрел на свои руки, ощупал лицо. Огляделся. Он без сомнения находился в той же комнате, куда вошел вместе с Долоховым. Книжник положил руку на живот и почувствовал под одеждой бинты. Но ран больше не было – он чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил. Что же произошло? Книжник еще раз осмотрел комнату. Часы показывали половину седьмого, за окном лил дождь.

Он сделал шаг вперед и словно провалился куда-то. Его встряхнуло на месте, по телу прошла тяжелая горячая волна боли. Книжник увидел, что в комнате появился человек. Дряхлый старик в бесформенной ночной рубашке стоял у окна и смотрел на первые лучи играющего с молодой листвой солнца. Появления Книжника он не заметил.

Книжник отступил на шаг, и пространство снова содрогнулось. От боли он едва не упал, присел, скорчившись, на пол. Спустя минуту понял, что все вокруг изменилось. Теперь он видел комнату, какой она была, наверное, лет пятьдесят назад. Обои практически свежие, яркие, в углу болтает черно-белый телевизор. Вся комната завалена научными журналами и обертками от советских шоколадных конфет.

Книжник замер. Он понял, что его переносит во времени, когда он двигается. Ему хотелось выбраться, но он не представлял, что должен сделать. В глаза светил солнечный луч, и Книжник отвернул голову. Боковым зрением он успел заметить тонкие сиреневатые линии на границе солнечного света. Он повернулся так, чтобы солнце светило ему прямо в глаза, и на ярком свете увидел, что все пространство состоит из тончайшей сетки, образованной такими линиями. Он различал в них уплотнения и искривления, видел точки их замысловатых переплетений. Чем больше он их разглядывал, тем отчетливее видел, что это не просто линии, а словно наслоение одной сети на другие. Линии отличались по толщине и насыщенности цвета, по расположению рядов и перекрещиваний. Он сфокусировал взгляд на ближайшей сети и, рассматривая ее, неосторожно пошевелился. Он заметил переход лишь по изменившемуся времени за окном. Книжник прищурился. Посмотрел на часы и снова зацепился взглядом за самую видимую сеть. Нырнул в нее, но ничего не почувствовал. Взглянул на часы и увидел, что стрелки сместились всего на несколько минут. Он упражнялся в перемещениях, пока не понял, что ближайшие линии переносят его на секунды и минуты, а те, что дальше, – на часы, дни и годы. А сама сеть служит переходом на любые временны́е расстояния. Если он научится управлять этими переходами, он сможет перенестись в свое время и наконец покинуть комнату Уварова.