Истинная поневоле - Марина Эльденберт

— Придется!

Я поднимаюсь, чтобы наконец-то уйти, но Доминик перехватывает меня, возвращая на постель. Он склоняется так близко, что мне кажется, вот-вот поцелует, но он лишь говорит:

— Я должен перед тобой извиниться.

Если что-то и способно меня задержать, то это оно. Я вообще обо всем забываю, глядя ему в глаза.

— Извиняйся, — слетает с моих губ прежде, чем я успеваю задуматься.

Доминик вздыхает, будто собирается с силами. Уверена, что ему проще пробежать лес, нежели сказать то, что он сказать собирается.

— Я прошу прощения, что вчера повысил на тебя голос, и был с тобой груб.

Я терпеливо жду, потому что он явно желает продолжить.

— Я не знаю, как обращаться с беременными. Я не жил в стае, где беременность у волчиц естественное явление, а у деда не было детей. Доктор Милтон сказал, что тебе нельзя волноваться, но тебя волнует все вокруг. Я пытаюсь оградить тебя от волнений, а ты постоянно придумываешь новые причины для беспокойства.

Мне хочется рассмеяться, потому что обеспокоен сейчас явно Доминик.

— Может, стоит расслабиться и получать удовольствие, большой и сильный альфа?

— Это вообще возможно рядом со мной?

— Сложно сказать. Я сама с собой живу, и еще никогда не была спокойной. Мне с собой еще как беспокойно. Но ради моей малышки я готова попробовать.

Доминик улыбается, и у меня учащается пульс. Что сейчас очень и очень не к месту.

— Хорошо, я принимаю твои извинения, и буду делать все, чтобы беспокоиться как можно меньше. Но для начала верни мне связь с миром. Подключи вай-фай.

Он раздумывает всего пару секунд, а потом отвечает:

— Нет.

— Почему?! И почему не работает связь?

— Для твоей безопасности и спокойствия. Я не хочу, чтобы ты общалась с Хантером Бичэмом.

— С Хантером? — переспрашиваю пока спокойно. — То есть ты привез меня сюда и лишил связи с остальным миром только потому, чтобы я не общалась в Хантером?

— И поэтому тоже.

Я теряю дар речи, а когда «нахожу» его, в моем лексиконе просто не находится цензурных слов.

Я снова пытаюсь подняться, и мне опять этого не позволяют, роняя на подушки.

— Он как-то связан с Кампалой, Шарлин. Он мой враг.

— Я это знаю! — огрызаюсь я.

— Но ты с ним продолжала общаться, — звучит обвиняюще.

— Потому что он единственный, кто знает про имани! Он собирал про них информацию, пока другие считали это сказками. В том числе ваши старейшины. Он такой же, как наша дочь.

Доминик гневно сверкает глазами.

— Это делает его другом?

— Хантер мне не друг. Но он не отвез меня к Кампале, хотя мог.

— Это и настораживает. Бичэм ведет свою игру, Кампала свою, и они в курсе того, что ты носишь мое дитя. Все это делает тебя легкой мишенью. По какой-то причине они меня ненавидят, и, вероятнее всего, не остановятся ни перед чем, чтобы меня уничтожить. А проще всего это сделать через тебя и нашего ребенка. Я не позволю навредить вам. Никому!

Я готовила новый аргумент, правда готовила, но последние слова Доминика заставили мое сердце забиться чаще. Может, потому что я представила как белоснежный волк защищает нас с дочерью до последнего. В эту самую минуту я убеждаюсь, до конца осознаю, что Доминик будет защищать меня ценой жизни. Из-за меня или из-за ребенка, но будет. Несмотря на все наши разногласия. И если убрать его скрытность, шовинистические замашки и Одри, то мы могли бы попробовать построить наши отношения заново.

— Почему ты разорвал наш договор? — интересуюсь я. — Если не хотел, чтобы я уходила.

Доминик хмурится, но смотрит мне в глаза:

— Я хотел, чтобы ты осталась по собственной воле. Всегда хотел. Чтобы была со мной без вынуждающих обстоятельств.

— Вынуждающие обстоятельства все-таки появились.

— Это самые лучшие обстоятельства, — усмехается Доминик.

И не поспоришь.

— А если то, о чем известно Хантеру, важно для нашего ребенка?

— Сильно сомневаюсь, что Бичэм знает больше врачей, а доктор Милтон — лучший в этой области. — Доминик плотно сжимает губы, прежде чем продолжить: — Но если для тебя это важно, я поговорю с ним.

Это неожиданно. И приятно.

— Боюсь, он не станет с тобой говорить.

— Значит, я достану информацию про имани другим путем. Бичэм же где-то ее взял.

В том, что Доминик способен достать все, что угодно, я не сомневаюсь.

Больше всего мне хочется спросить про Одри, но у нас с Домиником вроде как перемирие. Хотел бы — сам рассказал, зачем ему свадьба.

— Сотовая связь и интернет — не только общение с Хантером, — говорю я, возвращаясь к изначальной теме, — но и возможность позвонить родителям или Рэбел, оформлять заказы из магазина, да и вообще связь с миром. Как прикажешь писать книгу, если мне понадобится уточнить какой-то вопрос по матчасти?

У Доминика такой вид, будто его настигло несварение. Я видела, что он готов отказаться. Чем-чем, а упрямством этого волка природа одарила щедро.

Тут меня осенило. Я едва не рассмеялась, настолько все показалось простым.

— Я ведь маленькая альфа? — интересуюсь я. — Ты так меня называешь.

— Альфа, — прищуривается Доминик. — Маленькая.

— Но все-таки альфа! Значит, моя клятва равнозначна твоей. Если я поклянусь, ты мне поверишь?

Нужно видеть, как у него вытягивается лицо, но нужно отдать вервольфу должное, он все-таки кивает.

Я торжественно прикладываю руку к груди:

— Клянусь на время беременности не общаться с Хантером Бичэмом. Не встречаться с ним, не звонить ему и не отвечать на его звонки, не переписываться с ним и сразу удалять его электронные письма. Даже если он меня похитит, я не скажу ему ни одного слова, даже матерного…

Доминик рычит и коротко целует меня.

— Не похитит. Я не позволю.

— Принимаешь мою клятву? — выдыхаю я.

— Да, — кивает он, и снова пытается поцеловать, но я закрываю его рот ладонью.

— Нет-нет. Насчет секса я не передумала. Лучше устрой мне экскурсию по дому.

Доминик подозрительно легко согласился, но играть в параноика у меня не было желания. Мне гораздо больше хотелось осмотреть дом. Правда, пришлось сначала заглянуть в свою комнату и ванную, чтобы переодеться и умыться, а после съесть завтрак, без которого вервольф отказывался проводить экскурсию. Любопытно, что меня перестало тошнить, и яичница пошла на ура. Как и десерт — это оказался легкий мусс с ягодами.