Расстояние между мной и черешневым деревом - Паола Перетти

Филиппо прячется за партой, но уже слишком поздно.

– Он роется в моих вещах! Это мое! – вопит Кевин что есть мочи и, оттолкнув меня, летит к своему рюкзаку. Он хватает Филиппо, стараясь отнять у него лупу и карандаш, но тот не сдается.

– Нет, не твое! Это ее вещи!

– Она мне подарила! Теперь это мое!

– Ты ее обманул!

Пока мальчишки кричат и дерутся, приходит завуч, которая их разнимает и начинает выяснять, кто устроил этот бардак.

Кевин все сваливает на Филиппо и заявляет, что тот хотел его обокрасть; тогда я вмешиваюсь и кричу, что Кевин присвоил мои вещи.

– Ты сама мне их подарила, дура!

Я кидаюсь к Кевину и принимаюсь молотить его кулаками, да так, что с меня слетают очки. И хотя в основном мои руки рассекают воздух, несколько раз я попадаю во что-то мягкое, что оказывается лицом Кевина. Значит, драться можно, даже не видя противника. Нужно не забыть записать это в тетрадке, в мой новый список.

Кресла в коридоре перед кабинетом директора такие же неудобные, как в кабинете врача. Но на этот раз рядом нет ни мамы, ни папы. Только Филиппо. Нам сделали предупреждение и выдали по бумаге, где описали все наши злодеяния. Ее нужно подписать у родителей.

Меня первый раз вызвали к директору. И я впервые украла. Я в этом году сделала много того, что в воскресной школе обещала никогда не делать. Но так было нужно – я этого не хотела. Я не планировала бить Кевина или сбегать из дома. На самом деле бить Кевина оказалось даже приятно: он ведь меня обманул, а я ненавижу, когда обманывают.

– Я знаю, ты не любишь, когда врут, но мне сейчас придется немного соврать, а ты сиди и молчи, ладно? – говорит Филиппо, дотрагиваясь до моей руки.

Раньше он никогда не касался меня вот так, просто так. Но зачем ему врать? И о чем? Эстелла часто повторяет, что нужно говорить только правду.

– Если я не совру, тебе тоже достанется, так что молчи.

– Ты о чем?

– Ни о чем. Просто молчи, и все.

Филиппо болтает ногами под стулом и вдруг предлагает:

– А давай кидать бумажные шарики в корзину?

Он мнет листок с замечаниями директора, делает из него шарик и бросает в дальний угол, где стоит ксерокс. Наверное, там мусорная корзина. Я слышу, как бумага падает на дно корзины.

– Теперь ты.

Я мну свой единственный листок, тот самый, что нужно подписать у родителей, делаю из него шарик и кидаю в угол. Все равно нас накажут. Я слышу, как шарик попадает в стену и потом катится по полу. Мимо. Филиппо бежит на звук, подбирает шарик и протягивает мне:

– Давай еще раз.

Когда я готовлюсь к шестому броску, дверь в кабинет отворяется и на пороге появляется директор:

– Вы что это делаете?

Нетрудно догадаться, что он очень-очень зол. Моя смелость улетучивается, пока шарик летит в сторону корзины. Я открываю рот, чтобы извиниться и признаться в содеянном (ведь когда нарушаешь правила, это считается преступлением), но не успеваю сказать ни слова.

– Это мой! – тут же кричит Филиппо.

Наш директор – худой и высокий мужчина с редкими волосами и голубоватыми венами на висках. Я хорошо помню его лицо. Он не злой – просто редко выходит из кабинета и совсем не общается с нами, детьми. Он напоминает того охранника, что вечно перепачкан томатной пастой. Как знать, может, они большие друзья и часто попивают вместе кофе и обсуждают учеников? Впрочем, нет, слишком уж они не похожи. Хотя мы с Филиппо тоже совсем не похожи и все-таки дружим.

Кажется, директор хорошо знает Филиппо.

– Простите, это все я. Я вошел в ее класс, Мафальда хотела меня остановить, но я не слушал, а потом я отобрал у нее листок и стал кидать.

Но ведь все это неправда! Я открываю рот и встаю со стула, но директор отворачивается и, вздыхая, открывает дверь в свой кабинет.

– Плохо, очень плохо! Нам с тобой надо поговорить. А вы, барышня, можете идти!

Филиппо даже не смотрит в мою сторону, и, когда я хватаю его за руку, он вырывается и шепчет: «Уходи!»

Я вижу, как закрывается дверь. Кажется, он улыбается. Филиппо – мой герой, мой защитник. Мой Гарроне.

Похоже, директор не понял, что Филиппо соврал ради меня.

Надо бежать.

Давно я не носилась, как другие дети. Не бегала ни в парке, ни на уроке физкультуры. Смотрю по сторонам – никого. Ни у входа в школу, ни в коридоре ни малейшего признака жизни. Где-то скрипнула дверь и раздался смех; в коридоре показалась женщина в узкой черной юбке с бумагами в руке. Она направилась к ксероксу.

Мне слышно, как она жмет на кнопки и открывает крышку, а зеленый огонек ксерокса виден даже отсюда. В моих глазах замелькали разноцветные звездочки, и я отвернулась.

– Ты что-то хотела? – обращается ко мне незнакомка.

Я направляюсь к своему классу. Все равно Филиппо уже попался. Женщина собирает листы и возвращается в кабинет. Теперь я совсем одна. Стараясь не шевелиться, я считаю до десяти. Никого. Никто меня не ищет. Тогда я иду в комнатку Эстеллы. Для этого нужно миновать зал, где проходят школьные праздники.

В моей школе все стены выкрашены в серый, двери серо-голубые, полы тоже голубоватого цвета. Такое ощущение, что ты в космосе. Я упираюсь всем телом в дверь, открываю ее и быстро захлопываю за собой. Сердце бешено бьется, как барабан бонго, на котором иногда играет Андреа.

Чтобы успокоиться, я оглядываюсь по сторонам, хотя стекла очков грязные и перед глазами только грязные пятна, как на стеклах маминой машины. Кто знает, на стеклах эти пятна или в моих глазах? Мне бы не помешали дворники, как у машины. Они бы смыли все пятна, всю грязь. Но дворники для глаз пока еще не изобрели.

В будке охраны темно, сегодня никто сюда не заходил, жалюзи опущены. Лишь небольшая полоска света проникает через форточку, которая выходит во двор. Я подставляю руку под солнечные лучи и разгоняю кружащуюся пыль, сжимаю и разжимаю ладонь, смотрю на белую кожу и тонкие прямые тени от пальцев на стене. Свет и тень я различаю неплохо, особенно когда они рядом. Не опуская руки, я пытаюсь разглядеть в полутьме обстановку комнатки: кресло на колесиках, письменный стол, тумбочку, в которой Эстелла хранит чипсы… Я совсем забыла про свой подарок! Эстелла же сказала, что оставила его здесь!

Я наклоняюсь под стол и открываю секретный ящичек, куда она прячет вещи, отобранные у учеников. Там я нащупываю бумажный сверток, завязанный лентой, и кладу его на стол. Пакет очень мягкий и довольно странный. Уже второй раз я получаю мягкий и странный подарок! Я стараюсь раскрыть его, не порвав бумагу, но мне не хватает терпения, и она рвется.

Первое, что бросается в глаза, – звезда. Большая и белая, из ткани. Звезда эта напечатана на футболке черного цвета. Очень похожей на те, что продаются в магазине у мамы Филиппо. Может, Эстелла ее там и купила? Приятно думать, что у Эстеллы и Филиппо есть что-то общее.