Несчастье на полставки - Анна Кувайкова

— Извини, — скромно потупилась. С облегчением опуская одеяло и обнаруживая под ним просторную мужскую футболку. Беленькую, свеженькую, приятно пахнущую… И вызывающую нездоровые опасения! — Ро-о-ома… А я вчера ничего такого не творила?

Вместо ответа Ромашка усмехнулся. Нехорошо так, многозначительно. Я сразу от стыда сквозь дубовую кровать чуть не провалилась!

— Какой кошмар, — рухнула я лицом в соседнюю подушку. — Я самый ужасный, неблагодарный тараканище в мире. Ромочка, прости меня дурру грешную, а? Кстати, надеюсь, я вчера к тебе не приставала?

— А ты как думаешь?

Вопрос застал врасплох. Я если честно, я вообще думать не могла. Где вы видели похмелоза, да еще и мыслящего? Не говоря уже о том, чтобы здраво — да хоть как-то! Но тут, как назло, в гудящей голове, копируя вспышки дискотечного шара, стали меняться образы.

Вот я висну на Ромке в лифте офиса, вот я устраиваю обнимашки в машине, а вот я вообще, целую его, прижав к стенке тесного коридорчика второго этажа его собственного дома.

— Ой, *ля…

— Соколовская, это самое быстрое твое прозрение с похмелья из всех, которые я помню.

О, обрадовал. Да все мои попойки можно по пальцам пересчитать! И вообще, о таком попробуй не вспомнить! Хотя, лучше бы это забыть…

— Прости, — я виновато подергала за краешек одеялка, целомудренно прикрывающего Ромашку ниже пояса. — Сильно противно было, да?

— Ты серьезно хочешь об этом поговорить сейчас? — левая бровь Андреева медленно поползла вверх…

Меня тактично сдуло с кровати!

Да-да-да! Речь как раз о том самом, о чем вы сейчас подумали.

Нет, правда, вы действительно считали, что существует такая прочная, бескорыстная, и долгая дружба между мужчиной и женщиной? П-ф-ф. Это вам не сладкая сказка, а жизнь реальная, суровая и правдоподобная! Ромка в действительности слегка… ну, светло-синий. И, конечно, он об этом не распространяется! Да глядя на них с Димкой (его второй половинкой), вообще ничего не поймешь. Два здоровых, взрослых мужика, спортсмена, бизнесмена. На людях не лобызаются, за ручки не держатся — так и не заподозришь ничего, если точно не знаешь. А знает об этом, кстати, очень ограниченное количество лиц.

Кстати, меня снова подводит память, или шеф вчера там пытался что-то съязвить по этому поводу? Он-то откуда знает?

— Прости. Поняла, осознала, прониклась, запомнила и убежала мыццо!

— Дети в школу собирались: мылись, брились, похмелялись, — достался мне смешок вдогонку. — Бодунчик, не разбей там ничего. А то я тебя знаю!

Я от такой постановки вопроса надулась и чуть не влетела в дверной косяк ванной комнаты.

И что на это прикажете возразить?

Но слова, к счастью, нашлись после того, как я вволю поплескала в лицо прохладной водичкой и как следует промыла глаза. Мне вот даже прям как-то полегчало сразу! Пить из-под крана я, разумеется, не стала, хотя очень уж хотелось. Во рту царила пустыня Сахара с кочующими по ней бедуинами и верблюдиками, но я точно знала — внизу у Ромашки есть вожделенная минералка с лимончиком. Да и холодильник всегда полный.

Тайком мечтая о чем-то горячем и сытном, я потянулась за зубной щеткой и пастой, кукующими на стеклянной полке зеркального шкафчика. Ну, разумеется, у меня тут была своя, я тут гость частый. У меня вон, и зубная паста отдельная, зелененькая, с травами, от кровоточивости десен. Правда, Ромулька, как всегда, поднял ее повыше, чтобы не мешалась его набору брадобрея и скупо-мужскому набору косметики.

Я встала на цыпочки, ухватила желаемое, случайно зацепила рукой белый флакон с лосьоном после бритья и…

Хрясь!!

Ой-ёй…

— Ро-о-о-ом!.. А я там это… Раковину разбила!..

— Асиенда, ты пошутила, да? — дружище в трусищах ввалился в ванную в рекордно короткие сроки, будто под дверью торчал. И застонал пряма с порога, глядя на внушительный кусок отколотого края. — Твою мать… Ну как, Соколовская? Как?!

Я виновато шаркнула босой пяткой по теплому кафелю с подогревом, одергивая подол футболки. Как, как… пузырьком сверху!

— Это не я. Это твой лосьон после бритья!

Из адамантия он, блин, сделан что ли? Или вибраниума? Эффект такой, будто молотком хряпнула. От всей души. С размаху. Несколько раз и по одному тому же месту! Я талант, да… Кто даст премию «рукожоп года»?

— Как?! Как можно расколоть, млин, раковину пластмассовым пузырьком?

А вот это уже поклеп!

— Он стеклянный!

— Молчи, Аська, — скрипнул зубами друг, глядя на мелкие осколки, валяющиеся в ванне. — Лучше молчи!

Ну как тут отказать, если так просят? Негромко, с придыханием, ласково… аж зубки свело поперек горла! Кстати, о зубках. Чтобы сдержаться и не ляпнуть абы что, я торопливо схватила с полки ополаскиватель для рта и сделала щедрый глоток, принимаясь гонять его за щеками. М-м-м, мятненький. Вкусненько!

И Ромка булькает, и я тоже. Идиллия!

— Я балдею. Тебя что, ни на минуту нельзя оставить? — чертыхался Ромашка, пытаясь аккуратно смыть тонкие осколки и убрать крупные. Блин, вон тот, самый большой, почти с мою ладошку размером, можно оставить себе на память?

Хотя, нее, спрашивать, пожалуй, не буду. Ромка добрый, но за такое точно стукнет!

Вместо ответа я принялась интенсивно полоскать рот, насупившись, и сложив руки на груди. Как будто я специально!

— Нет, я бы понял, если бы ты разбила стеклянную полку, зеркало… ну, сам флакон, в конце концов! Но он-то цел и невредим!

Возмущенный бульк в ответ.

Поддерживаю! Чего он не разбился тоже? Гадкий, гадкий лосьон! Кстати, он мне никогда не нравился. Ибо не мята!

— Теперь придется менять, иначе все руки изрежу. Нет, Птыц, как так-то? Вчера синяя ты ничего не разбила, зато отыгралась сегодня. Совесть есть?

Неопределенное буль-буль. На оба вопроса, что сказать не знаю! Про совесть так особенно. Нету ее у меня. Не-ету! Повесилась на красной нитке-амулете.

— Что булькаешь? Смешно? Придется теперь сначала к тебе ехать, потом за новой раковиной.

Бу-у-уль?

— Инструменты, Соколовская, — со вздохом Ромашка легонько постучал мне по макушке согнутым пальцем. — Отец все на дачу уволок во имя ремонта, у меня даже рулетки не осталось!

Буль?!

— Да, померить размер нам не удастся, так что будем брать наугад, — правильно расшифровал друг мои интенсивные взмахи руками.

— А у садовника взять?

— А у него-то откуда? — посмотрел на меня Андреев, как на распустившийся старый гербарий. — Он, по-твоему, что, кусты по линейки высаживает? Или с циркулем на прополку ходит?

Это было бы занятно, да… И все-таки!