Прованс навсегда - Питер Мейл

Через несколько дней мы посетили Руссильон. Вместо прекрасной зелени сосен местность отмечали пни и обгоревшие стволы, торчавшие из рыжей земли безобразными шипами. Несколько домов, ближайших к пожарищу, каким-то чудом уцелели. Мы подивились, неужели их хозяева оставались внутри, когда пожарные воевали с огнем, вплотную подошедшим к их жилищам. Каково это — сидеть во тьме и слушать, как за нагретой стеной трещат в огне стволы деревьев?

В июле выпало пять миллиметров осадков, но мудрецы в кафе предвещали грозы в августе, которые затопят Люберон и дадут пожарным передышку. Особые надежды они возлагали на 15 августа, когда отпускников смоет вместе с палатками, а пироманы, если особенно повезет, перетонут.

День за днем мы ждали дождя, и день за днем палило солнце. Высаженная весной лаванда засохла. Газон окончательно погиб, земля потрескалась, обнажила свои суставы и кости — камни и корни, прежде скрытые под поверхностью, вылезли наружу. Фермеры, обзаведшиеся ирригационными водопроводами, начали поливку своих виноградников. Наш виноград поник. Опечалился и сосед Фостен.

Вода в бассейне нагрелась до температуры супа, но, по крайней мере, оставалась мокрой. Однажды вечером запах воды привлек из лесу одуревших от жары кабанов. Цепочка из одиннадцати животных направилась к дому и замерла в полусотне ярдов от нашего участка. Один кабан воспользовался остановкой и оседлал подругу. Бой не стерпел творившегося безобразия и с нетипичной для него отвагой рванул к наслаждающейся парочке, заливаясь лаем. Не разлепляясь, они сиганули к нему навстречу, и псу пришлось спасаться бегством к дому, откуда он храбро и с безопасного расстояния продолжал облаивать нарушителей. Кабаны не решились приблизиться к дому, сменили курс и направились сквозь виноградники поедать дыни Джеки в поле по другую сторону дороги.

Пятнадцатое августа выдалось столь же сухим, как и все предыдущие дни месяца. Каждый раз, когда поднимался мистраль, мы ожидали звука сирен и гула самолетов. Какой-то маньяк-пироман позвонил в пожарную команду и пообещал устроить пожар при первом же благоприятном ветре. В воздухе постоянно висел патрульный вертолет.

Но уследить за ним не смогли, и в этот раз загорелось в Кабриере. Ветер доносил до нас пепел, клубы дыма затемняли солнце. Собаки пугались дыма, скулили, подвывали, лаяли на порывы ветра. Дым окрасил закат, придав ему зловещий вид.

Вечером заехала жившая в Кабриере знакомая. Она сообщила, что жители окраинных домов деревни эвакуированы. Сама она покинула дом с паспортом и запасными трусиками.

После этого пожары прекратились, хотя поджигатель звонил еще не раз, все время грозя Люберону. Август закончился. Прогноз погоды предсказывал ноль целых ноль десятых осадков против обычных пятидесяти двух миллиметров. Когда наконец в сентябре пролился хоть какой-то дождь, мы вышли во двор, с наслаждением вдыхая влажный воздух. Впервые за долгое время лес задышал свежестью.

Непосредственная опасность пожаров миновала, и местные жители могли вспомнить о других невзгодах, в частности пожаловаться на засуху в желудках. За исключением вина — «Шатонеф» провозгласили особо удачным, — гастрономические новости огорчали. Из-за отсутствия дождей в июле трюфели ожидались мелкие и в малом количестве. Охотникам оставалось стрелять разве что друг в друга, ибо пернатая дичь в поисках воды перелетела на север и возвращаться не собиралась. Осенний стол отличался ненормальной скудостью.

Пострадало и наше образование. Мсье Меникуччи, средь множества талантов которого числилась и способность различать съедобные грибы, обещал захватить нас в лес, пронаблюдать за нами, а затем поруководить и на кухне за бутылкой красного «Керан». Прекрасные грибы. Килограммы грибов!

Но пришел октябрь, и оказалось, что собирать в лесу нечего, грибную охоту тоже пришлось отменить. Столь пустого леса Меникуччи, по его уверениям, еще никогда не видел. Он зашел к нам однажды утром при ноже, палке, корзине, в туго зашнурованных высоких ботинках против змей. В лесу он бродил в течение часа и, ничего не обнаружив, пообещал попытать счастья в следующем году. Конечно, его супругу ожидало разочарование, как и кота соседки, большого любителя лесных грибов.

Кот?

Beh oui, однако что за кот! Экстраординарный нюх, издали определяет, съедобен гриб или нет. Природа полна загадок, науке не всегда под силу их разгадать, развел руками мсье Меникуччи.

Я спросил, что кот делает со съедобными грибами. Что за вопрос! Съедает, разумеется. Но не сырыми, нет. Прежде следует их для него поджарить на оливковом масле под петрушечкой. Такова его маленькая слабость. C'est bizarre, non?[105]

* * *

В ноябре лес официально признали пороховым погребом, и его наводнил персонал государственной лесной службы, Office National des Forêts.

Однажды пасмурным утром с расстояния мили в две от дома я увидел поднимающиеся над лесом клубы дыма и услышал скрежет бензопил. В просеке, по которой пролегала дорога, замерли армейские грузовики и шевелилась какая-то желтая механическая громадина ростом футов в десять, не меньше, что-то среднее между бульдозером и ракетным тягачом. Между деревьями передвигались люди, которым защитные очки и каски придавали зловещее обличье. Они крушили подлесок и швыряли все в трескучие, шипящие древесным соком костры. Офицер, командовавший операцией, встретил меня подозрительным взглядом, будто шпиона или поджигателя. На мой «бонжур» он едва кивнул и отвернулся. Очень нужен ему тут штатский пиджак, да еще, судя по акценту, иностранец.

Я завернул к дому, но задержался, привлеченный возней у желтой махины. Управлявший ею механик-водитель, судя по всему, тоже, как и я, оказался штатским пиджаком. Вместо формы его не чрезмерно стройную фигуру украшала кожаная куртка, а на голове косо сидела совершенно невоенная клетчатая кепка. Он выполнял два дела сразу: ругался и пытался ослабить туго затянутую гайку. Гаечный ключ он усилил традиционным прованским многоцелевым инструментом — молотком. Разумеется, невоенный человек. Я пустил в дело еще один «бонжур» и на этот раз добился большего успеха.

Он мог бы сойти за младшего брата Санта-Клауса. Румяные щеки, лучисто яркие глаза, усы с надутыми в них ветром опилками — только что без бороды. Ткнув молотком в сторону военных, он высказал свое мнение о мероприятии:

— C'est comme la guerre, eh?[106]

И по-военному обозначил операцию: débroussaillage.[107]С каждой стороны ведущей в Менерб дороги следовало очистить двадцатиметровую полосу, дабы уменьшить вероятность распространения пожара. Он со своей машиной должен был следовать за военными и крошить в труху все, что они не доломали. Хлопнув свое чудовище по желтому боку, механик пояснил: