Ловец сбежавших невест - Константин Фрес

- Пресвятая магия! - заверещала я, понимая, что Тристан под действием нечистой магии обращается в чудовищного белого медведя, и сам он с этой ситуацией не справится.

Понял это и Генри и со всей отпущенной ему прытью отпрянул от разливающейся по воздуху магии. Она была черна, чернее закопченного донышка котелка самой злой ведьмы, и портила  все, к чему прикасалась. Страшно подумать, что станет с Генри, если его коснется лишь крупинка… Он же перекусает нас всех до смерти!

Револьвер мой, словно сам по себе, снова выстрелил пару раз, и я клянусь - обе пули я бы точно всадила в уцелевший глаз этой жуткой женщины, но тьма поглотила их прямо перед ее лицом, и чудовище расхохоталось, показав горячую глотку и все зубы разом.

- Не выйдет победить меня, милочка! - произнесла она небрежно, послав еще черной магии в мою сторону.

Генри храбро ринулся в бой.

Оставив забившуюся в испуге девицу, он кинулся к Тристану, стремительно обращающемуся в белого медведя, и плечом с разбега сбил его с ног. Тристан без чувств отлетел к моим ногам, а Генри, подобрав его черный меч, встал против льющегося черного зла.

- Вы знаете заклинание, приводящее в чувства? - прокричал он, отмахиваясь инквизиторским мечом от черной магии. - Прочтите его Тристану, иначе нам не вытащить его отсюда в таким виде! Он слишком большой! Шевелитесь, быть может, мы успеем отступить!

Знала ли я это заклинание?! Ну, разумеется!

Выпустив из рук пистолет, я нашарила на талии цепочку с волшебной палочкой и несмело коснулась ею шерсти медведя. Торопливо шепча слова заклятья, я видела, как Тристан снова обретает человеческий вид, но это было так медленно, так медленно!

Генри рубился смело и ловко, отсекая тянущиеся к нему черные дымные щупальца, меч звенел, словно вампир рубил крепкое дерево. Но и его усилия были очень малы в сравнении с тем, какая мгла начала окутывать все вокруг. Под потолком плавала огромная дымная туча, темнота заполняла собой все углы, прорастала в стены блестящими черными жилами, сковывала воедино предметы, превращая их в куски зла. Генри отступал, размахивая мечом. Он вырубал совсем крохотное пространство, но этого было достаточно, чтоб мгла не касалась нас…

В этом абсолютном черном месиве невозможно было остаться невредимым. Магия тянулась к Генри, хлестала его по плечам, по лицу, и с каждым ее прикосновением он становился все бледнее, его красивое лицо делалось все свирепее и ужаснее, отрастали клыки, жаждущие крови, но Генри не сдавался. Он изо всех сил сопротивлялся своему превращению в вампира и продолжал яростно хлестать мечом змеящиеся черные дымные щупальца, защищая нас и Тристана, который, превратившись в медведя, мог наделать много бед.

Правда, долго он не продержался бы, и я уже молилась всем святым силам, готовая встретить свою смерть, от черной магии ли или от укуса разъяренного, оголодавшего вампира, как вдруг помощь пришла, откуда не ждали.

Мой мешок, мой славный храбрец Бобби, вскарабкавшись на загривок медведя-Тристана, оценил обстановку и решил действовать. Басовито откашлявшись, он вдруг отчетливо и громко произнес:

- Гав! - и тьма, наполняющая  комнату, испуганно съежилась!

- Гав, гав! - не унимался мешок, подпрыгивая на Тристане, топча ему шею, лапами упираясь в белые волосы. - Гав, гав, гав!

Мешок-победитель на холке поверженного белого медведя смотрелся весьма комично, и я бы даже рассмеялась, если б все это не было так страшно.

Офелия, это обгоревшее чудовище, заверещала с перепугу, и мгла отдернула свои дымные лапы, которые тянула к лицу Генри. Тот, дрожа, отступил прочь, чтобы лишний раз не касаться зла и не поддаваться искушению. Хотя, видит Бог, храбрый вампир держался из последних сил. Он уже принюхивался, его алые глаза отыскивали нас с беглянкой, и Генри то и дело непроизвольно облизывался.

Мешок скакал, вилял жопкой и лаял, очень искусно подражая собаке, и Офелия, чей иррациональный страх перед этими животными был просто паническим, с криком вскарабкалась на стол. Ее черная магия больше не тянулась к нам, Офелия будто бы затягивала ее в себя, и пятилась, испуганно пятилась от наседающего на нее мешка.

- Уберите, - хрипела она, как ненормальная.

Кусочек ее черноты коснулся волшебного мешка, но стало только хуже. Мешок обернулся вдруг в почти настоящего пса - толстого, приземистого, похожего на бульдога со складчатой бархатной мордой. Он захлебывался от лая, его красная глотка жаждала крови, и Офелия, которая с легкостью могла убить нас троих, с воплем подскочила на столе и одним прыжком оказалась у стены за прилавком.

Она рывком убрала деревянную панель и юркнула в открывшийся лаз, и дымное зло, что она испускало, словно шлейф, уползло за ней, протискиваясь в щели.

Генри устало выронил инквизиторский меч, переводя дух. Тристан медленно возвращался к жизни, с каждым мигом все больше становясь похожим на человека, а мешок радостно вилял жопкой,  гордясь собой.

- Бобби, ты мой хороший! - воскликнула я, схватив нашего спасителя и страстно обнимая его толстые бархатные бока.

- Это очень дурно,- сказал, наконец, Генри, все еще кровожадно облизываясь, - что в ее недобрых руках сосредоточено столько магии! Ваша старая знакомая, Тристан?

- Очень старая, - съязвил Инквизитор, усаживаясь на полу. - Капризная, жестокая и злая…

- Вы обесчестили и не женились на ней? - тихо спросила я. Тристан искоса глянул на меня, оправляя, как можно, испорченную одежду.

- Я и пальцем к ней не прикоснулся бы! - яростно выдохнул он, словно до сих пор сопротивлялся навязанному браку.  - Некоторые вещи просто нельзя трогать руками.

- Это ваше дело, конечно, - произнес Генри, игнорируя яростный тон Тристана, - но может, вы оставите свой праведный гнев и сделаете мне инъекцию? Не то я вам всем перегрызу глотки, господа.

Саквояж с железной коробкой со шприцами нашелся на борту дирижабля, и Тристан оказал первую помощь Генри - или, если быть точнее, нам всем, ибо Генри уже рычал и рвался нас всех перекусать. Спасенная девица, которую мы взялись проводить до станции, чтоб посадить на поезд до дома, дрожала от ужаса.

После инъекции Генри утих, упал в кресло пилота и перевел дух, остывая, отирая бледнеющие губы платком. Он искусал их до крови, пытаясь сдержаться, не напасть на нас и при этом утолить свою жажду. Поистине, сильный мужчина! Я не могла не восторгаться его упорству, с каким он отказывался от самого легкого пути - стать вампиром и покориться своему магическому естеству. Намного труднее ему было оставаться человеком, но он упорно им оставался.

Кровавая жажда отступила, выпустила его из своих цепких когтей, взгляд его  сделался из безумного виноватым и больным.

- Зачем вы так непочтительно о даме, - укорил Тристана Генри.

Инквизитор, явно смущенный и пристыженный тем, что давняя нелюбовь его так легко уделала, молча складывал медицинские принадлежности в коробку, кроя свою бывшую невесту последними словами и пряча от нас взгляд.