Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699 - Михаил Михайлович Богословский

плут инженер Брекель — это был инженер, взявшийся прорыть канал между Волгой и Доном, «…знать, — продолжает Лефорт, — не умел савершить работой своё у каналу». Хорошо бы всюду о нем написать и поймать его, чтобы впредь не было таких обманщиков. Приехали в Амстердам Христофор Брант и Абрагам Кинциус: они говорят, что слышали про инженера, что он был в Нарве. А он, изменник, с Христофором Брантом прислал к нему, Лефорту, письмо о своих работах, и Лефорт переписывает далее текст этого письма к нему от инженера, в котором инженер сообщает от 19 января, что сегодня он выезжает на свои работы на канал, что князь Б. А. Голицын отпустил его из Москвы так рано оттого, что ему надо приготовить машины для копания земли, а князь желает кончить работу поскорее. Переписав письмо Брекеля, Лефорт передает далее, что, судя по сообщению новгородского воеводы П. М. Апраксина, Брекель бежал за границу, и просит распоряжения, кому быть на его месте: барону инженеру или сыскать нового, знающего дело: «Изволись писать поскора, как изволись, и каму быть на яво месту в каналу: барон инженьёр, али сыскать кто гаразда умел? Эта не простой работа. Прости, надёжде моё! Ад мене солобите вас компань. Твоё верной слуга Лефорт г. ад. Амст. 21 м. 1698»[151].

При этом письме Лефорт приложил копию с полученного великими послами письма от новгородского воеводы П. М. Апраксина с подробностями о побеге Брекеля через Новгород в Нарву. Апраксин сообщал, что Брекель сделал это тайно, достав из Посольского приказа проезжую грамоту на имя человека своего Фицнера, а себя выдал за Фицнерова челядника. Он, воевода, сносился по этому делу с нарвским генералом, и тот ответил, что Брекель пробыл в Нарве всего только один день, но тайно, не являясь властям, и затем уехал. В том же письме Апраксин касался и другого дела. Послы писали к нему именем государя, чтобы он отправил от себя из Новгорода в пограничные шведские города знатных дворян нанять там для азовского флота по 6 человек штурманов и боцманов да 150 человек матросов. Об этом же особо писал ему еще Ф. А. Головин. Для найма указанных людей он, Апраксин, послал в Ругодив, в Колывань и в Канцы дворянина И. Ю. Татищева да с ним из торговых знающих людей, а в Стекольно указ послал «к некоторому новгородцу, нашему торговому человеку», велел им нанимать штурманов, боцманов и матросов, знающих русский язык; если же знающих русский язык не отыщут, то нанимать таких, «которые б бывали на больших морях». Когда посланные вернутся, он донесет, как идет дело. Однако он имел разговор по этому поводу в Новгороде с иноземцами и с русскими людьми, бывавшими в тех городах, и они не думают, чтоб можно было сыскать таких, которые знали б русский язык, а если и найдутся таковые, то это шведские деревенские жители, небывалые на морях и ездящие только до Стекольны[152].

Во втором письме от 15/25 марта Лефорт сообщает о получении с великой радостью письма Петра от 7 марта. Сам он живет помаленьку, не без кручины. Как увидит Петра, забудет несчастливые дни, потерянные в Амстердаме в разлуке. Ф. А. Головин, «товарис моё», как называет его Лефорт, хочет покидать его и ехать в Англию согласно царскому указу. Вести из Польши получше: король достиг Данцига. В заключение письма Лефорт благодарит Петра за то, что достал ему арапов, и после подписи делает еще приписку: «пужалесте ад мене скажи солобит ваша компанья и не забевати про наша питии… воистене некали забеваём; кодь питья здешнее не добро. Вчерась я уженал у Туртон. Девице добре про твоя здорова пили великой стакан: ани рады твоя милось видатсь»[153].

Ф. А. Головин в первом из своих писем, помеченном 11 марта, уведомлял Петра, что «с Лефортом приезжим», т. е. с Яковом Лефортом и с его племянниками, поехавшими в Англию, отправил ему письмо, написанное по их просьбе, вероятно рекомендательное. Посылку письма таким путем он считает дерзостной и просит за нее прощенья: «И я, государь, с ними писал по прошению их к тебе, милостивому государю, и в том на меня, раба своего, гневу не имей, что так дерзостно учинил.

Толко, как поехали, не знаю; а пришли прощаться и просили о том писме, и я, при них написав, вручил им». Тексты договора о табачной торговле посланы 4 марта: здесь, в Амстердаме, о договоре еще никто не знает. Вероятно, на обращенный к нему вопрос Петра Головин отвечает по поводу договора: «конечно, государь, надобно, как зделано будет, послать указ с подтверждением о сем к Москве при положенных статьях»; об этом деле он может обстоятельнее донести при личном свидании. Письма, полученные из России накануне, 10 марта, а также копия с письма новгородского воеводы П. М. Апраксина к ним, послам, посылаются царю с этим письмом. Если Брекель объявится здесь, в Голландии, то что с ним делать? держать или отпустить к Петру? Головин касается далее, очевидно, уже ранее сообщенного Петру листа тайного русского агента в Вене Стиллы-Швейковского, полученного послами 18 февраля, с известием, что в Вену приехал из Польши некий ксендз, поляк, который говорил, что в Москве произошли великие бунты, царевна Софья взята из монастыря, возведена на престол, «за государыню и правительницу обрана», ей присягнули бояре, воинство и весь народ, она призвала из Сибири Голицына, который теперь присутствует в совете. Стилла прибавлял, что в Вене по всему городу только и говорят что об этих слухах. Послы от 1 марта отвечали Стиле, прося донести цесарю, чтобы ксендз, виновный в разглашении небылиц, был подвергнут наказанию: «в государстве его царского величества сохраняется добрый порядок и управление», и не только никто из подданных таких вещей мыслить не может, «но и посторонние неприятели так великого монарха и славно военного царя боятся»[154]. Петр, знакомый с истинным положением дел в Москве по постоянным письмам оттуда, не придал известиям Стиллы никакого значения; хотя надо думать, что эти известия могли в значительной мере подготовить раздражение, овладевшее им позже, при известии о подлинном бунте, создавая у него ожидание смуты. Головин в разбираемом письме доносит, что он говорил еще архиепископу Анкирскому, прося его от себя написать в Вену по этому делу, на что тот ответил, что писал уже о том дважды. Подписав письмо, Головин прибавил еще просьбу вызвать его в Англию, если царь думает еще побыть там некоторое время; очевидно, накопились дела, требующие личного доклада царю и его решения, тогда как дела, которые надо было исполнить