Это по-настоящему - Эрин Уатт

Я украдкой бросаю взгляд на сестру Вонн и замечаю, что на нее это действует. Она немного покраснела и не отрываясь таращится на Тая, когда думает, что он не замечает, хотя тот замечает все. Но он не тронет никого из тех, кто работает на Джима, – себе дороже.

– У нас что, первое свидание? – шепотом говорит Вонн. – Клаудиа ничего мне не говорила.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Поскольку это наши с тобой отношения, мы сами должны решать такие вещи.

Она закусывает губу – но не потому, что намекает, чтобы я сделал то же самое (хотя, надо признаться, думаю я сейчас именно о том, что губы – явно лучшая черта ее внешности), а потому, что опасается разозлить Клаудию. И не то чтобы я нарочно стремился выставить себя эгоистом, но разве это не меня она должна опасаться?

Однако не успеваю я об этом сообщить, как в меня врезается официантка:

– О, у вас еще гости. Я не знала, что вы кого-то ожидаете. Может, вам нужен другой столик?

Мы все осматриваем битком набитый ресторан.

– Нет, спасибо. – Вонн вздыхает так тяжело, словно ей поручили организовать мирные переговоры между Северной и Южной Кореей. – Я подвинусь.

Она двигается, и я наконец могу целиком уместиться на лавке, обитой искусственной кожей. Официантка кладет на стол два комплекта приборов и ставит два стакана воды. Я стараюсь не поднимать головы, а Вонн рядом со мной напрягается.

– Мне не нравится эта история, – говорит она, когда официантка уходит. – Что, если тебя кто-нибудь узнает?

– Официантка же не узнала.

– Ты смотрел в пол. Есть ты тоже так собираешься?

– Ну перестань. – Оказывается, Вонн в этом смысле еще хуже, чем Джим. – Как я тогда пойму, когда еда будет готова?

– Она была готова еще минут пять назад, – сообщает мне один из близнецов. Второй в это время смотрит то на меня, то на Тайриса. Интересно, кто из нас кажется ему более достойным внимания? Готов поспорить, что Тай. Моя аудитория обычно не охватывает детей младшего школьного возраста.

Братья выглядят одинаково, только один в простой белой футболке, а у другого футболка с логотипом компании по производству скейтбордов. Пару лет назад мне заплатили чуть ли не миллион баксов, чтобы я покатался по округе на их доске, и у меня в гараже до сих пор несколько штук валяется.

– Тебе нравится «Скейтбойз»? – интересуюсь я.

Он кивает и переглядывается с братом. Они довольно долго молчаливо беседуют таким образом, а затем близнец-амбассадор снова поворачивается ко мне:

– Ага. Классные доски.

– У меня дома их целая пачка. Они, правда, без колес, но вообще могу подарить, если хотите.

Его глаза загораются:

– Это было бы…

Он вдруг отшатывается назад и бросает сердитый взгляд на Вонн.

Я наклоняю голову, чтоб было удобнее на нее смотреть.

– Ты что, только что пнула своего брата?

– Возможно. Ну и что? – сердито отвечает она.

– Я что, не могу раздавать свое дерьмо?

– Не выражайся! – перебивает Пейсли.

Ну теперь-то уж сдержаться и не закатить глаза никак невозможно.

– Сколько им лет? – Я смотрю на близнецов. – Двенадцать? Тринадцать?

– Двенадцать, – говорит тот, что в белой футболке, почти дрожа от возбуждения.

– Понятно. Тогда готов поклясться, что они знают больше ругательств, чем я могу вместить в одно предложение.

– Может быть, но в нашей семье их не произносят, – говорит Пейсли.

Пацаны закрывают рты ладонями, и даже Вонн едва заметно улыбается.

– Пейсли не любит, когда ругаются, – поясняет она. – У нас есть банка, в которую все кладут штраф за ругательства, – мне кажется, Пейсли ни разу не бросила туда ни монетки.

– Зато тебе приходится отдавать последнее, – огрызается та.

– Вонн знатно ругается, – говорит один из близнецов.

– Вовсе нет! – возмущается она. – Я уже недели две туда ничего не бросала.

– Новый рекорд! – комментирует Пейсли.

– Деньги из этой банки идут на доброе дело. – Вонн морщит свой симпатичный нос. – На учебу для близнецов.

Я смотрю на Тая, который откинулся назад и положил руку на спинку сиденья. У него на лице мечтательная улыбка – дружеская возня братьев и сестер, возможно, напоминает ему о собственной семье.

– Вернемся к вопросу о скейтах, – говорю я. – У меня их куча осталась от старой рекламной кампании. Они собирают пыль, и я на них даже не катаюсь, потому что они без колес. Так что могу отдать их каким-нибудь посторонним людям или… – Я развожу руками и делаю паузу, чтобы близнецы сами могли закончить мою мысль.

Они заглатывают приманку.

– Ну правда, Вонн, почему он не может нам их отдать? Все равно они ему не нужны.

– Как хочешь. А что еще у тебя без дела валяется? Нам бы не помешал новый телевизор. Или машина, а то у нас только одна. Сколько у тебя ненужных? – возмущенно огрызается Вонн.

– Ладно, но, думаю, машину я тебе подарю не раньше третьего или четвертого свидания.

– Кажется, поцелуев для такого маловато! – говорит близнец в белой футболке.

– Спенсер! – выдыхают Пейсли и Вонн хором.

Они, похоже, собираются на него наброситься, но я кладу ладонь посреди стола, чтобы привлечь всеобщее внимание. Если они сейчас начнут при всех ему выговаривать, он умрет от позора.

– Подарок есть подарок, – говорю я, слегка подавшись вперед и серьезно глядя мелкому прямо в глаза. – Я же вас не заставляю ничего делать за эти скейтборды, правда?

Спенсер отодвигается назад:

– Нет, сэр.

Он явно хочет меня впечатлить. Люди постоянно так делают. Люк все время так себя ведет – пытается делать вид, что он свой парень, и извиняется за свои проступки так, как, с его точки зрения, это делал бы «свой парень». И это ничем не отличается от причины, по которой я надел эти дурацкие штаны, вдруг с некоторым стыдом понимаю я.

– Величина подарка не имеет значения, – говорю я. – Люди дарят подарки не за что-то. А просто чтобы порадовать.

Я вытаскиваю из чаши с сыром кусочек хлеба, о котором совсем забыл, и засовываю его в рот. Как и сообщил мне второй близнец, фондю уже готово. Но, несмотря на то что вкус просто ужасный, я все равно съедаю хлеб с сыром и насаживаю на вилку еще кусочек – я проголодался, еда прямо передо мной. И я никуда не собираюсь уходить.

11

ОНА

– Так, значит, ты Спенсер. А тебя как зовут? – спрашивает Окли у Шейна, и мне становится стыдно, ведь я их даже не представила.

– Его зовут Шейн, – опережает меня Пейсли. – Шейн, Спенс, это Тай и… – она запинается и заканчивает гораздо тише: – Окли Форд.