Лицензия на happy end - Галина Владимировна Романова

– И что?

От дальнейших вопросов Дедков воздержался, чтобы не выглядеть совершенным идиотом. Он не помнил ни о каких деньгах, хоть убей! Про Катьку не забывал даже во хмелю и видеть ее хотел до ломоты во всем теле. А вот чтобы Терехов говорил ему о деньгах каких-то…

Нет, не помнил. Может, и говорил.

– А то! Повышение мне корячится, если раскрутим эту темную историю.

– А-а-а… Ну-ну, раскручивай.

– А ты что же, самоустраняешься?

– Я этого не говорил, но до денег мне нет никакого дела, – проворчал Дедков, с великим трудом втиснулся в крайний левый ряд между шикарной иномаркой и «Газелью» и с тоской добавил: – Мне бы Катьку найти, а все остальное…

– Темный ты, Дед, – со смешком отметил Терехов, ткнув пальцем в сторону «Газели». – Вот наглец, а! Куда вперся, спрашивается!.. Катька уже пересеклась со всем этим, понимаешь! Она влезла туда, куда ей лезть было нельзя. И теперь либо мы находим и ее и деньги, либо мы не находим ни того, ни другого.

– Утешил! – фыркнул Дедков, так ничего и не поняв из сказанного, но тут же поспешил добавить: – Будем искать, Василий. Будем искать…

– Ехать хоть знаешь как? – Терехов со значением глянул на его набухшие подглазья.

– Знаю.

Дедков вздохнул. Невзирая на затянувшуюся пьянку, маршрут он изучил по атласу автомобильных дорог досконально. Даже объездные и проселочные дороги все высмотрел на всякий пожарный случай. Перечислить мог без запинки. Только бы добраться еще без приключений, без поломок и дурацких ДТП. Ведь по теории вероятностей, когда спешишь, непременно какая-то палка да попадет в колесную спицу.

Сюрпризы начались сразу же за городом. Машина принялась чихать, плеваться дымом, потом и вовсе встала. Терехов матерился, бесполезно прыгал вокруг Дедкова, когда тот влез почти с ногами под капот. Советовать не решался, потому что ни бельмеса не понимал. Но через час, не выдержав изнурительного ожидания на полуденном летнем зное, взмолился:

– Давай отгоним ее, к чертовой матери, в автосервис, Дед!

– А поедем на чем?

Кирилл хмурился не столько от того, что неожиданная поломка рушила все их планы, сколько от несуразности самой поломки. Он не мог понять причины. Все вроде нормально. Проверил свечи, карбюратор, даже выхлопную трубу. Слышал, некоторые умники смеха ради забивают ее картошкой, и тогда, хоть лопни, машина с места не сдвинется.

Нет, все было нормально. А машина стояла, будто вкопанная.

– Я щас. – Васька схватил мобильник, отбежал подальше от трассы, где гул от транспорта стоял невообразимый, и начал орать кому-то и упрашивать, то и дело повторяя: – Ну ладно тебе, ну будь человеком, Макарыч! Ну будь человеком!..

Макарыч оказался человеком очень щедрой души. Мало того, что пригнал Терехову вполне приличную «шестерку», протянув ключи со скромным «пользуйся», так еще вызвался отогнать машину Дедкова до автосервиса.

Кирилл не знал, как его благодарить. Все тряс руку Макарыча и недоуменно пожимал плечами, приговаривая:

– Даже не знаю, что с ней могло стрястись. Все проверил, все вроде нормально, а не едет.

– Разберемся, – лаконично ответил Макарыч, тут же про себя окрестив Дедкова «чайником». – Вы поезжайте, да поаккуратнее.

Терехов с Дедковым быстро погрузили свои сумки в «шестерку». Уселись и уже через три с половиной часа тормозили возле отделения милиции, куда так неудачно наведалась несколько дней назад Катерина Старкова.

Тетя Маша не знала, на который угол ей теперь молиться. За минувшую неделю она пережила такое!..

Потом, сидя у себя в горнице, как она привычно по старинке именовала гостиную, она так и не смогла вспомнить, было ли в ее жизни испытание более суровое, чем сегодняшнее.

Ну, маму схоронила, потом отца. Так то жизнь, суровая проза, как говорит ее дочка. От этого никуда и никому не схорониться. Муж заболел и умер, тоже не особо печалилась. Не любила покойника за сволочной нрав и тяжеленные кулаки. Прибрал господь, оно и к месту. Но на этой неделе…

Вот уж воистину говорят: не делай добра, не получишь зла. И еще – что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Вот ее провидение и покарало за добро. Так ведь еще разобраться нужно, добром ли был ее утренний порыв или нет.

Узнала она о том, что Ванька Голощихин опился все-таки, еще ночью. Соседка его примчалась с вытаращенными глазами, забарабанила ей в дверь, перепугала насмерть, дура чумовая.

– Ванька окочурился, – еле смогла выговорить и тут же принялась заглядывать Марии за спину: – Ты одна, Марья, или нет?

Совсем осатанела от лет своих немалых и одиночества!

Тетя Маша еле сдержалась, чтобы не плюнуть той под ноги. Все никак не могла ей простить ночная гостья младых их лет, когда мужики обходили ту вниманием, поглядывая в сторону Марии. Да еще года четыре назад повадился к тете Маше командированный один. Все замуж звал, по дому даже помогал. Она отказала. Замуж не пошла, хотя ночевать он, бывало, у нее оставался.

Зато Настасья, что примчалась к ней теперь посреди ночи, перед ним разве что по земле не стелилась. И заманивала то пирогами, то самогонкой своей гадкой. Он не клюнул. Машеньку полюбил. Так Настасье напрямую в глаза и говорил. А она злилась и пакости разные творила.

Вот и теперь все никак забыть не может и выглядывает за ее спиной возможного ночевщика.

– Одна я, одна, – поспешила утешить гостью тетя Маша, постепенно тесня ее к порогу. – А что Ванька помер, то неудивительно. Так пить, как он пил, все подряд, не каждому по силам и здоровью. Царствие ему небесное.

– Не в вине дело, Маня, не в вине! – Настасья выкатила на нее обесцвеченные годами глаза в красных прожилках. – Болтают, будто отравили его, Ваньку, Мань!

– Да кому он нужен! – начала было она, но потом вспомнила свой вечерний разговор с квартиранткой и обеспокоилась: – А кто болтает, Насть?

– Кто-кто, знамо кто – милиция! Там понаехали, с мигалками, бегают, орут, меня в понятые звали. Синюшный, аж жуть! Будто удавленник. Не хочешь посмотреть?

Смотреть на мертвого Ваньку Голощихина на ночь глядя тете Маше очень не хотелось. А вот послушать, о чем болтает народ, можно. Она и собралась, и пошла вместе с Настасьей к дому Голощихина, а там уже зевак собралось, будто на демонстрацию майскую.

Народ стоял плотным кольцом и тихонько переговаривался между собой. Собрались, будто на пожар, кто в чем. Мужики некоторые прямо в трусах. Бабы в халатах, из-под подолов которых торчали ночные сорочки. Помятые спросонья, перепуганные.

Болтали всякое. Вспоминали про находку его, которой он хвалился целых два месяца. О том, что его денег так никто и не увидел, хотя тот божился, будто в милицию их снес. Некоторые шептали и про стрельбу, что случилась ближе к концу зимы на трассе неподалеку. Про бандитов каких-то, что вроде деньги эти не поделили между собой.