Таинственная река - Деннис Лихэйн

В последний раз нечто подобное нынешнему «сумасшедшему дому» Джимми наблюдал, когда был приглашен на ирландскую свадьбу с открытым баром. Когда он, наконец, смог взглянуть на часы, было уже восемь сорок пять; последние посетители выходили на улицу; он чувствовал, что футболка под рубашкой настолько влажная, что прилипла к телу. Он оглядел магазин, который выглядел сейчас так, как будто в середине зала только что взорвали бомбу; потом перевел взгляд на Пита и почувствовал, как на него вдруг нахлынули родственные и братские чувства к этому человеку; он припомнил первую волну посетителей — копов, сестер-сиделок, пьяниц, — явившихся в семь пятнадцать, и почувствовал особое дружеское расположение к Питу, ведь они вместе выстояли и достойно отразили субботнее восьмичасовое нашествие ненасытных долгожителей.

Пит широко улыбнулся Джимми:

— Ну, теперь часа полтора передышки. Не возражаешь, если я выйду на задний двор курнуть?

Джимми рассмеялся, чувствуя облегчение и внезапную гордость за свой малый бизнес, который он создал, развил и сделал нужным соседям.

— Господи, Пит, да кури хоть целую пачку.

Он собрал мусор и подмел пол в проходах, вновь выставил молочные продукты, разложил на подносах пончики и бисквиты, когда вдруг звякнул колокольчик над входом. Он посмотрел в сторону входной двери и увидел Брендана Харриса и его младшего брата, Рея-молчуна, которые, пройдя мимо прилавка, направились к небольшому квадратному проходу, окруженному стеллажами с хлебом, моющими средствами, пачками печенья и пакетами чая. Чтобы дать Питу передышку и возможность выкурить сигарету, после чего он, конечно же, незамедлительно вернется в зал, Джимми пока что сворачивал целлофановые пакеты из-под бисквитов и пончиков.

Он поднял глаза и увидел, что взгляд Брендана устремлен поверх полок в сторону расчетного узла, словно он замыслил вынести что-то из магазина или высматривает кого-то. Внезапно Джимми почувствовал столь жгучее раздражение, что решил немедленно выгнать с работы Пита за то, что он прохлаждается вне торгового зала. Но затем, успокоившись, припомнил, что когда-то Пит, глядя ему прямо в глаза, поклялся в том, что никогда не навредит делу всей жизни Джимми и не будет извлекать никаких собственных выгод из его бизнеса. Джимми знал, что он говорил правду, если, конечно, он не лжец из лжецов. Но навряд ли Пит мог обмануть Джимми, глядя ему прямо в глаза. Джимми сёк любой нюанс, от него не ускользало ни одно движение глаз, сколь бы неуловимым оно ни было. Ничего, что могло выдать вас, не оставалось незамеченным. Кое-что он перенял от своего отца, наблюдая, как тот по пьянке заставлял его давать обещания, которые Джимми никогда не выполнял, — ведь если вы знаете животное, то узнаете его всякий раз даже после линьки. Джимми запомнил, как Пит неподвижным взглядом смотрел ему в глаза и клялся, что не будет извлекать никаких собственных выгод из его бизнеса, и теперь Джимми знал, что это правда.

Тогда кого же высматривает Брендан? Или, может, он настолько глуп, что замыслил стащить что-то? Джимми знавал Джаста Рея Харриса, отца Брендана, поэтому мог представить изрядную долю тупости, генетически унаследованную сыном, но возможно ли представить себе человека настолько глупого, чтобы он попытался ограбить магазин в Ист-Бакингеме, то есть на границе «Квартир» и Округа, да еще в компании с тринадцатилетним немым братом. К тому же если кому-то в этой семье и повезло иметь в голове хоть одну извилину, то, по мнению Джимми, таким счастливцем был именно Брендан. Застенчивый, но дьявольски красивый паренек, а Джимми давным-давно постиг разницу между теми, кто был тихим потому, что не понимал значения и смысла многих слов, и теми, кто просто умел владеть собой, при этом наблюдая, слушая и запоминая. Именно таким и был Брендан; чувствовалось, что он слишком уж хорошо разбирается в людях, и именно это служило причиной его нервозности.

Он повернулся к Джимми, и глаза их встретились; парень улыбнулся Джимми дружеской, но нервной улыбкой, в которую вложил слишком много потаенного смысла, как если бы хотел заранее компенсировать то, что было у него на уме.

— Тебе помочь, Брендан? — спросил Джимми.

— Нет, нет, мистер Маркус, я просто хочу взять того самого ирландского чаю, который нравится маме.

— «Беррис»?

— Да, точно так, сэр.

— В следующем проходе.

— О, большое спасибо.

Джимми снова отошел к кассовому аппарату, как только Пит, распространяя смрад наспех выкуренной сигареты, вошел в зал.

— Так когда же Сэл, наконец, появится? — спросил Джимми.

— Да уж теперь-то с минуты на минуту, — ответил Пит, остановившись у наклонного стеллажа с сигаретами, где висели катушки с бланками предварительных заказов. — Он же такой медлительный, Джимми, — вздохнув, добавил он.

— Кто, Сэл? — спросил Джимми, наблюдая за Бренданом и Реем-молчуном, стоявшими в проходе и общавшимися о чем-то мимикой и знаками; Брендан держал под мышкой коробку с чаем «Беррис». — А чему тут удивляться, приятель, ему скоро восемьдесят.

— Уж кто-кто, а я-то знаю, почему он медлительный, — ответил Пит. — Просто хочу сказать, что, если бы я работал с ним, а не с тобой, Джим, в восемь часов, когда нахлынула толпа, мы бы до сих пор не могли разобраться с покупателями.

— Поэтому-то я и перевел его в менее многолюдную смену. Тем более ты и не предполагал работать сегодня утром ни с Сэлом, ни со мной. Ты ведь должен был работать с Кейти.

Брендан и Рей-молчун подошли к прилавку, и Джимми заметил, как что-то в лице Брендана изменилось, когда он произнес имя дочери.

Пит вышел из-за сигаретного стеллажа и, увидев Брендана, удивленно спросил:

— О, да это никак Брендан?

— Я… я… я… — заикаясь, пробормотал Брендан, а потом посмотрел на младшего брата и сказал: — Да, это я. Я сейчас, только спрошу Рея.

Снова проворно замелькали руки, замелькали с такой быстротой, что, говори они звуками, а не жестами, Джимми, наверное, не смог бы уследить за сутью разговора. Лицо Рея-молчуна было каменно непроницаемым, а руки его двигались так живо, словно были наэлектризованы. Он, по мнению Джимми, всегда был каким-то зловещим и непонятным ребенком, более походившим на мать, чем на отца; выражение безучастности, навечно закрепившееся на его лице, наводило окружающих на мысль о том, что он себе на уме и не намерен никому и ничему подчиняться. Джимми, помнится, говорил об этом с Аннабет, и она обвинила его в бесчувственном отношении к ребенку-инвалиду, однако Джимми таковым его не считал — в лице Рея было что-то живое, а молчаливый плотно сжатый рот, казалось, просил, чтобы его раскрыли при помощи молотка.

Они прекратили махать руками; Брендан направился к стеллажу со сладостями и вернулся с упаковкой кольмановских жевательных конфет, а Джимми вновь почему-то вспомнил своего отца и запах сладостей, исходивший от него в те годы, когда он работал на кондитерской фабрике Кольмана.

— И еще, пожалуйста, «Глоб», — попросил Брендан.