Опустошение Баала - Гай Хейли

Напевный низкий речитатив оттенял сложную мелодию гимна. Прославления чистоты Сангвиния и ответы верности от владык Космодесанта добавляли свой ритм. Все это сплеталось с рокочущей симфонией органа. Единство цели и крови соединяло как людей, так и музыку.

«Если бы только так продолжалось всегда, — подумал Рацелус, — пусть ничто не устоит перед нами. Галактике пора снова обрести мир». Рацелус был стар, и он видел много собраний Крови, но беспрецедентная демонстрация силы и почтения, текущая через Архангеликан, потрясла даже его.

Мефистон уловил мысли Рацелуса.

— Это впечатляет, — сказал он вслух.

— Кровь сильна в нас, — ответил Рацелус.

— В последние недели ты слишком долго оставался в затворе в Безночных Сводах, Рацелус. Выйди на Аркс Мурус, и ты увидишь все величие сил, призванных Данте.

Они достигли вершины лестницы. Кровавые Ангелы в золотых доспехах Сангвинарной гвардии охраняли огромные двери из резного камня, ведущие в тронный зал. Два лишенных плоти ангела с черепами вместо лиц были высечены в камне по обе стороны от гигантской золотой цифры «IX»; скелеты вытянули руки, словно поддерживая символ.

Во главе очереди ждал кастелян Зарго, магистр ордена Ангелов Обагренных, вместе со своей почетной стражей. Мефистон даже не обратил на него внимания.

— Дайте нам пройти, — сказал Мефистон Сангвинарным гвардейцам.

Вокс-динамик стража лишал его голос эмоций, что странно сочеталось с распахнутым в вое ртом смертной маски.

— Командор Данте запретил входить, пока у него наши союзники.

— Он должен принять нас немедленно, — заявил Рацелус. — У нас новости касательно боевой группы на Диаморе.

— Я свяжусь с ним, как только он закончит беседовать с командующими Ангелов Кающихся.

— Сейчас не до протокола, — возразил Рацелус. — Мы не можем ждать.

Мефистон смотрел, не мигая, в линзы шлема стража. Ореол энергии окружил лицо Владыки Смерти, голубое колдовское пламя отразилось в теплом золоте брони.

— Ты свяжешься с ним немедленно.

— Хорошо. — Ангел на секунду замолчал, перейдя на закрытый вокс-канал. — Вам позволено войти, Владыка Смерти, — наконец сказал он.

Сангвинарные гвардейцы опустили копья. Мефистон, не скрывая раздражения, глядел, пока они распахивали бесшумные створки дверей.

Тронный зал занимал весь шпиль башни. Узорные контрфорсы выступали из покрытых резьбой стен, поддерживая купол из витражного стекла. В окна от пола до потолка, по двадцать метров высотой, виднелись крепость-монастырь и расквартированное в пустыне войско. Рабы крови, закутанные в мантии с капюшонами, неподвижно стояли в нишах между окнами, держа бронзовые скульптуры атрибутов искусства и уменьшенные отображения оружия их хозяев. Каменный пол чернел космической бездной, а его безупречная поверхность была отполирована до такого блеска, что отражение в ней казалось вторым перевернутым куполом.

Десять стилизованных статуй космодесантников составляли в зале внутренний круг. Пятеро из них изображали Ангельские Добродетели: честь, смирение, милосердие, сдержанность и прощение. Напротив стояли аллегории пяти Воинских Доблестей: сила, свирепость, самозабвение, ярость и отрешенность. Там, где могла бы находиться одиннадцатая статуя, высился трон командора. Девять ступеней из кроваво-красного порфира вели к огромному, по представлению людей и даже по меркам Астартес, сиденью, над которым нависало гигантское бронзовое изваяние. Сангвиний распростер золотые крылья и руки за троном и выглядел так реалистично, что, казалось, вот-вот взлетит.

Другое воплощение величественного образа сидело на троне — на сей раз живое. Командор Данте надел смертную маску Сангвиния и стал его эхом.

Данте должен был бы казаться маленьким и незначительным на троне, предназначенном для примарха, но неким образом маска усиливала его ауру, превращая его в гиганта в золотой броне. Он представлял собой сосуд благодати Сангвиния, и свет благороднейшего из сынов Императора сиял в нем.

Слева от Данте возвышался Корбуло, верховный Сангвинарный жрец. Справа — Патернис Сангвис Ордамаил, замещающий вечно отсутствующего верховного капеллана Астората. По обе стороны за ними выстроились полумесяцем высшие чины ордена, образуя кроваво-красные крылья. Все они стояли с непокрытыми головами, кроме Ордамаила, которому клятвы капеллана воспрещали снимать шлем в чьем-либо присутствии, и Данте, привычно скрывающего лицо за ликом Сангвиния.

У подножия ступеней преклонили колени четырнадцать космодесантников. Восемь из них были капелланами, сплошь увешанными литыми черепами и символами смерти. Остальные носили броню, которая, по мнению Рацелуса, слишком походила на доспехи Роты Смерти. Темно-красные лозы с шипами змеились по черному керамиту.

Рацелус ощутил исходящее от них глубочайшее презрение к себе — и, соответственно, ко всей своей генетической линии. Но все же они явились на защиту Баала.

— Поднимитесь! — скомандовал Данте. Под гул брони и глухой стук металла о камень космодесантники встали. — Я принимаю клятву верности Владыки Шипов, — продолжил Данте. — Во имя нашей общей крови и Великого Ангела, отца нас всех, я приветствую вас на Баале. Я благодарю вас за то, что вы здесь. Как глава Красного Совета и этого ордена, я приветствую вас как братьев.

Корбуло добавил свои слова:

— От имени Совета Кости и Крови я также благодарю и приветствую вас.

В ответ заговорил не один из капитанов Ангелов Кающихся, но их реклюзиарх.

— Это — дом отца, создавшего нас, пред очами которого мы сочтены недостойными, ибо лишены совершенства, — сказал он. — Здесь мы встанем рядом с тобой, владыка Данте, и будем искать прощения за свои изъяны. Пусть взгляд Сангвиния не оставит нас, и пусть он честно судит нас за прегрешения.

Данте чуть заметно кивнул, не соглашаясь с этим утверждением, но и не отрицая его.

— Иди же, реклюзиарх Релиан, и готовься к войне.

Космодесантники поблагодарили и отвернулись от Данте, склонив головы. Проходя мимо библиариев, реклюзиарх остановился, поднял взгляд и обвиняюще указал пальцем на Мефистона.

— Император осуждает, — заявил он. — Тебя не должно быть.

— И все же я есть, — спокойно ответил Мефистон.

Отвращение Релиана к Мефистону чувствовалось в воздухе. На мгновение судьба затаила дыхание. Рацелус ощутил готовность реклюзиарха напасть на Владыку Смерти. Он сжал кулак.

— Да обретешь ты милость Великого Ангела через почетную смерть, — сказал реклюзиарх и зашагал прочь.

Двери открылись, и Ангелы Кающиеся покинули зал.

— Их вера извращена, — заметил Ордамаил, когда двери захлопнулись.

Данте вздохнул и постучал по каменному подлокотнику трона. Он смотрел на свою руку — пустые глазницы Сангвиния созерцали ее, как постороннюю вещь.