Омерта - Лана Мейер

Не простил.

Это и невозможно.

Мой гнев и жажда мести лишь ненадолго уснули, чтобы вернуться с новой, разрушающей мощью.

Каждая мышца в моем теле превращается в свинец. Я закипаю от внутренней ярости и боли, мощного порыва растерзать кого-нибудь, что-нибудь… что угодно. Не замечаю, как ломаю декоративную часть кресла из дерева с громким щелчком. Ловлю на себе осуждающие взгляды Энтони и консильери, которые смотрят на меня с удовлетворением и предвкушением моей силы, которая сыграет на руку им и всему клану.

Они этого хотят? Этого добиваются? Что хотят увидеть, пробудить? Внутреннего зверя? Они его получат, черт подери. Теперь у меня есть колоссальная мотивация и жажда уничтожить на хер весь клан Ди Карло, опустить их на самое дно. Но я знаю, что поддаваться эмоциям нельзя, и есть причины, по которым я буду вести свою игру и внутреннее расследование, потому что знаю насколько пусты бывают слова Энтони Морте.

– Я прекрасно помню, отец, тот день. Что ты от меня хочешь сейчас? Когда я все сделаю, когда ты получишь то, в чем так нуждаешься, ты отпустишь меня? Ты же знаешь. Я не собираюсь соревноваться со Стефаном за первенство, Отец. Я не хочу быть боссом семьи, и не намерен становиться главой Морте. Я хочу свободы.

Как же мало. И как много, одновременно. Человеку на самом деле нужно не так много.

Свобода. Безусловная любовь. Сила творения. Три «кита», в которых и заключается смысл жизни.

– Я не держу тебя, Киан. Ты можешь уйти прямо сейчас. Ты же согласен, что я не заставляю тебя выполнять все это? Искать то, что мне нужно. Заниматься нашим бизнесом. Ты сам делаешь все это, Киан, – уголки его губ приподнимаются, Отец откровенно смеется надо мной, прекрасно зная, что у меня нет выбора. – Уже много лет, ты являешься одной из главных вен, по которым течет кровь всего клана. Если ты хочешь уйти из семьи, ты можешь сделать это прямо сейчас. Заплатив за это жизнью Антея.

Мразь. Ублюдок. Манипулятор.

Мне хочется порвать ему пасть лишь за то, что его сухие мясистые губы произнесли имя Ника.

– Хорошо, – сцепляю руки в замок на столе, сохраняя железное самообладание и видимое равнодушие из последних сил. – Спасибо, что дал мне прекрасный мотив действовать и напомнил о личном мотиве в борьбе с Ди Карло.

– Не за что, Киан. И пожалуйста, поговори с О`Коннелом младшим, – отдает последние наставления босс. Семья О`Коннел также является одной из пяти, несмотря на то, что их деятельность относится непосредственно к государственной власти.

– Я знаю, ты в курсе, что сказать, чтобы проблем у нас из-за похищения не возникло.

– А что делать с девушкой? – стараясь ещё более равнодушно узнать о ближайшей судьбе Мии.

– Пока о ней позаботится Стефан, – сверкнув темными глазами заявляет Энтони, и судя по тому, как он сканирует меня взглядом, я не сомневаюсь в том, что он пытается прочитать меня.

Не выйдет.

И бровью не веду, не смея показать, насколько я в ярости от одной лишь мысли, что Стефан будет как-то причастен к Мие Ди Карло. Этот «проект» хотел курировать я и только я, Стефану на ближайшее время были отведены задачи из других областей.

Что ж… начинается жесткая партия в мафиозные шахматы, и, кажется, ставка перед каждым новым ходом повышается на целую жизнь кого-то из членов Морте, Ди Карло и других семей.

МИЯ

Первое, о чем думаю, когда просыпаюсь, что я попала на съемочную площадку фильма в жанре «постапокалипсис» или «антиутопия». Но внутренний голос буквально кричит о том, что меня ждет нечто пострашнее «голодных игр».

Я привыкла открывать глаза с первыми нотами любимых треков, которые ставлю на будильник и, слегка щурясь от яркого солнечного света, улыбаться ему. Встречать новый день с радостью на душе, невзирая на свою «золотую клетку» и монотонные дни, в которых больше расписания и учебы, чем настоящей жизни. Всё-таки у меня были хобби, которые я любила всем сердцем. И близкие, дорогие сердцу люди, даже в ограниченных пределах особняка. Именно о них я думаю сейчас, когда открываю глаза в незнакомом месте.

Селена, моя маленькая сводная сестренка. Шестилетняя малышка, которую я люблю до луны и обратно.

Наталия Ди Карло, жена Доминика, которая относится ко мне, как к родной дочери.

Брат Алессандро, с которым нас красной нитью связывает особая история.

И, конечно, дядя, который, несмотря на свою строгость и деспотичность, занимает огромное место в моей душе. Я не питаю к нему ненависти за то, что он столько лет держит меня на аркане. Он очень много в меня вложил и много мне отдал душевного тепла. Спас меня от детского интерната, в который меня направили после смерти родителей, хотя не был обязан. Он дал мне кров и дом, что стал мне идеальной тюрьмой, как бы я её ненавидела, как бы сильно не хотела вырваться из плена, я понимаю, что в интернате я бы не протянула долго. После всей той любви, что давала мне родная семья, я бы обезумела от горя, одиночества и ощущения «волчьей стаи», в которую ненадолго погрузилась в приюте.

Увижу ли я близких снова? Что будет со мной здесь, среди людей, которые явно желают мне зла и хотят использовать в своих больных целях? И зачем меня похитили, не поскупившись на оскорбления и рукоприкладство?

Чувство обиды и незащищенности сжимает в тиски, сковывает дыхание, но я сдерживаю в груди глухие рыдания и жалость к себе, приказывая вслух коротко и едва дыша:

– Соберись, тряпка. Миа, давай же. Просто немного пощипывает. Ерунда, – лепечу я, ощущая, как горит кожа, опаленная увесистыми ударами и оплеухами диких ублюдков. Среди которых был и мой Призрак… такой же дикий, но неужели ублюдок?

Из губ даже смешок вырывается – моя наивность в данных обстоятельствах складывается в новые аккорды и звучит нелепо. Глупо, по-детски. Если бы моя жизнь была мюзиклом, то сейчас я бы непременно исполнила песню о произошедшем со мной экшен-эпизоде с чертовым нападением, беготней у пирса и эпичным похищением. И где-то на бэк-вокале непременно услышала шепот:

«Пора взрослеть, пора взрослеть… пора взрослеть.

Ты же так хотела стать взрослой, Миа…

Ты же так хотела улететь…»

Ну вот, это ещё одна моя странность и особенность. Какие бы эмоции я не испытывала: страх, ужас, отчаяние, радость, надежду, униженность и подавленность, я вечно представляю себя диснеевской принцессой, которая, вместо классической истерики в переломный момент своей жизни, сбрасывает напряжение тем, что просто начинает петь. И слова сами складываются в импровизированную мелодию.

В общем, я немного сумасшедшая. И это неудивительно, учитывая тот факт, что я росла в изоляции.