Годы, как птицы. Записки спортивного репортера - Михаил Шлаен

– Пожалуйста, сюда, сэр, за ближнее оцепление, здесь вам будет лучше видно месье Саркози и слышно, что он говорит. Скоро он должен подъехать.

Это праздничное утро в Париже начинается с парада. Правда, он не такой масштабный, как в День взятия Бастилии, но, тем не менее, я изрядно впечатлился, наблюдая по телевизору за красочным действием у Триумфальной арки. Торжественный марш под звуки «Марсельезы», после которого другой обязательный ритуал – вручение наиболее отличившимся памятных наград. Но даже не это произвело особое впечатление, а то, какое внимание президент Франции уделил ветеранам, удостоив их слов признания и уважения нации, а затем, как окруженный детьми погибших уже в наше время французских солдат месье Саркози тепло, сердечно общался с их вдовами и родителями.

– Сэр, не волнуйтесь, еще немного терпения, президент вот-вот будет здесь, – предупредил полицейский, который почему-то упорно обращался ко мне – не месье, а именно так – сэр.

И действительно вскоре президентский оркестр развернулся в боевые музыкантские порядки и заиграл бравурную мелодию вроде нашего «Встречного марша», под которую к памятнику «Отцу победы», как до сих пор называют Клемансо французы, подкатил президентский кортеж. Из головного автомобиля вышел Николя Саркози и энергичной походкой направился к заготовленному для возложения разноцветному (под стать национальному флагу) венку. После церемонии он поспешил в народ, пожимая руки всем, кто протягивал их. Я тоже протянул. О, теперь долго мыть руки не буду…

К чему сказанное чуть выше? У России ведь свое видение, свои счеты с Первой мировой. И вроде не наш это вовсе праздник. Тем не менее, я был вовлечен в его атмосферу, но по-своему. В Париже ведь все происходило, где именно штангисты распахнули широко ворота нашему спорту на мировую арену. Так что, спасибо тебе, столица Франции, где это произошло осенью далекого теперь 1946 года.

Этот очерк написан после Белой Олимпиады-2002 в Солт-Лейк-Сити. Хотя с тех пор минуло достаточно лет, мне кажется, мысли, высказанные его героем, еще долго были актуальны.

Это вы о ком, Алла Борисовна?

Я знавал одного человека, который, не покидая пределы Арбатского военного округа, прошагал (точнее – «протирал штаны») от рядового до заветной серо-каракулевой папахи. Сомневаюсь, однако, что он герой пугачевского песенного романа. Женщина боевитая по своей натуре, она наверняка одаривает своим уважением людей со схожим характером.

Сидящий против меня полковник порохом пропах с головы до ног. Он не был в горячих точках, но имеет полное право отнести песню нашей примадонны на свой счет. Или стоять навытяжку под газмановские «Офицеры». Долгие годы совсем иное у него поле битвы, но исход ее чаще всего решается истинно по-военному – снайперской меткостью.

– Когда я почувствовал, – рассказывает двукратный олимпийский чемпион по биатлону полковник Анатолий Алябьев, – что становится сложнее тягаться с молодыми, да и вообще пора заканчивать с активной спортивной карьерой, определиться с местом в жизни, то подумал: тренеров у нас предостаточно, а вот войскам с моим опытом, знаниями и умением я, возможно, принесу больше пользы. Так и решил свою военную судьбу. Жаль, конечно, было расставаться с армейским спортклубом, который, собственно, вывел меня и в люди, и в чемпионы. Зато, считаю, занял именно свою нишу, работу люблю, да и о моем спорте она не дает забыть – схож ведь он очень с тем, чем сейчас занимаюсь.

…Учебный военный центр под Питером. Еле различимая в предутренней темени цепочка солдат растянутой змеей извивается меж высоченных стройных елей. Задача – затяжным подъемом взобраться в горку, с которой вся местность словно на ладони, окопаться, оборудовать огневые позиции. Лыжи проваливаются в снежную целину. Густой пар валит изо рта. Мороз, настоенный на повышенной влажности, хлещет по телу с такой силой, что даже сквозь толстенные варежки ладони примерзают к палкам.

– А теперь поставьте себя на место этих молодцев, – предлагает Алябьев, – легко ли после такого напряга, когда пульс бьет по руке с частотой чуть ли не под 150–180 ударов в минуту, как на дистанции биатлона, точно поразить цель. Это – главное, и мы обязаны – не в обычной обстановке, а действительно приближенной к боевой, – обучить этому всех. Они любым оружием обязаны владеть.

Полагаю, читателям нетрудно догадаться, кто увлекает за собой эту горстку курсантов, хотя и старается Анатолий Николаевич дезавуировать свое участие. В свое время мне не раз доводилось быть в этом центре, и, естественно, нарисованную им картинку представляю достаточно четко. Ох и тяжко ребятам. Но, когда невмоготу, когда сверлит голову проклятая мысль: правильно ли выбрал профессию, не бросить ли все и найти уютное хлебное местечко на гражданке, – как много в такой момент зависит от командира, его личного примера. Вот он, впереди, стисни зубы, но не отставай, давай за ним. Ты же, в конце концов, родился мужчиной! И эти парни, вчерашние школьники и завтрашние офицеры, упорно тянутся к цели. А секундная слабость? В ней не стыдно признаться, с кем не случается…

– Я в таких случаях напоминаю ребятам строку из рубаи Омара Хайяма: «Упавший духом гибнет раньше срока».

– Увлекаетесь Омаром Хайямом?

– У него можно почерпнуть очень много метких выражений, для спорта полезных. Меня привлекает его философия жизни, он очень тонко чувствует ее во всех ее проявлениях. «Дни жизни даже горькие цени, ведь навсегда уходят и они».

– Тогда, наверное, и эти строки вам близки: «Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос. Он носом тянется туда, куда душою не дорос».

– Ну, с этим я за свою спортивную карьеру, да и вне ее, сталкивался множество раз. Еще ничего из себя не представляет, а гонору выше шпиля на Адмиралтействе. И попробуй переломай, переубеди. – А сами-то вы, Анатолий Николаевич, ведь тоже суровую школу прошли, как ваши нынешние курсанты, и вообще, как в армии оказались? Готовеньким спортсменом забрили?

Какой готовенький?! В моей глуши о биатлоне знать никто не знал.

Меж высоких лесов затерялося небогатое наше село… Так в песне, так и в жизни. Деревня Данилково, где Анатолий родился, упряталась в самом сердце Вологодчины. Вокруг – летнее чудо, зимняя сказка. Грибов, ягод море. Ими питался Михайло Ломоносов, когда топал из своих Холмогор в столицу. Ведь шел он аккурат по Архангельскому тракту, который как раз через алябьевские места извивался. Добраться до Вологды – сначала полсотни кэмэ на автобусе, потом еще 800 поездом. Алябьев впервые увидел его, когда седьмой класс заканчивал.

– Тогда же первый раз по асфальту прокатился, – улыбается он, – а то все по нашему бездорожью на лошади. В телегу или сани впрягаешь, но чаще верхом зад отбиваешь. Всему в деревне научили – пахать, сеять, корову доить, даже пробовал кружева плести. У меня сельских специальностей уйма. И силушкой деревня не обделила, корни ее из земли тянутся.

Это уж точно. Сплетенный из крепких мускулов, жилистый, он и сегодня с легкостью быстроногой лани, не ведая, казалось бы, никакой усталости, носится в любую погоду, наматывая на свой спидометр здоровья не менее верст пятнадцати в день. Бегом или на лыжах.