Тени тевтонов - Алексей Иванов

Людерс внимательно слушал гауляйтера.

Кох легко использовал пропагандистские лозунги Геббельса, хотя считал того горлопаном и обезьяной-ревуном. Однако вопли рейхсминистра годились для любой ситуации, а особенно для катастрофической.

За долгую карьеру Кох наловчился настраиваться на политическую волну. Семнадцать лет назад он приехал в Кёнигсберг с горстью пфеннигов в кармане, а потом создал концерн «Эрих Кох штифтунг» и стал богаче Альфрида Круппа. Гиммлер ненавидел гауляйтера Восточной Пруссии, но по приказу фюрера заткнул свою вонючую пасть. Геринг, тупой боров, завёл уголовное дело против Коха, намереваясь завершить всё расстрелом, однако получил от фюрера пинок под жирный зад и тотчас превратился в лучшего друга. Во владениях гауляйтера, в заповедной Роминтенской пуще, у Геринга образовалось дивное поместье; даже за две недели до прихода русских он ещё стрелял там оленей, пил коньяк и давил брюхом штатных партийных шлюх.

Настроение в рейхе изменилось летом сорок четвёртого. Американцы высадились в Нормандии, а через полтора месяца полковник Штауффенберг едва не взорвал фюрера к чертям собачьим вместе с его верой в победу. С этого времени требовалось демонстрировать уже не напыщенное самодовольство, а истеричную жертвенность. Кох и демонстрировал. Он запретил даже думать про эвакуацию населения, а паникёров приказал вешать. Хорошим тоном было пренебрегать вермахтом, и гауляйтер охрип, убеждая, что вместе с партией он возглавит фольксштурм и без всякой армии сокрушит русских одной лишь силой духа. Последней судорогой этой истерики стало создание «Вервольфа».

– Мы возродим нашу партию в подполье! – Кох всё прохаживался перед Людерсом, неосознанно подражая Гитлеру. – Мы начнём тайную войну в наших городах и в наших лесах! Немцы никогда не смирятся с монгольским игом! Земля будет гореть у врага под ногами! Национал-социализм воскреснет во всей своей силе и славе, и основой его будет бесстрашный «Вервольф»!

Эту боевую организацию пару месяцев назад создал обергруппенфюрер СС Ганс Прютцман. Он планировал охватить всю Германию партизанским движением. Под нужды «Вервольфа» спешно перестраивались диверсионные школы Гросс-Мишена и Гроссраума; в Егер-программу наравне с тайниками для культурных ценностей включили бункеры для будущих подпольщиков.

Кох знал Прютцмана. Гиммлеровский кретин. До войны с большевиками Прютцман возглавлял СС Восточной Пруссии, и через него Кох выколачивал деньги на реставрацию замка в Мариенбурге. А к «Вервольфу» Кох относился с полным презрением. Война закончилась, какое ещё сопротивление?

Слушая гауляйтера, Людерс стоял навытяжку. Кох и вправду напоминал Гитлера – тоже невысокий, с такой же щёточкой усов. Но, в отличие от фюрера, коренастый Кох неудержимо полнел. Бывший телеграфист с железной дороги, он и выглядел всегда простолюдином – с крепким, как картофелина, лицом.

– Садитесь, Людерс! – спохватился Кох.

Он поймал ироничный прищур фон Дитца. Гуго знал все геббельсовские уловки и, видимо, считал, что хозяина занесло. Но Коха не занесло.

– Людерс, ваша ячейка сохранила боеспособность?

– Нет, господин гауляйтер. Кто не погиб, тот эвакуировался. Я один. Но мне кажется, что в катакомбах действует какая-то самостоятельная воинская группа. Возможно, защитники Пиллау, которые не сложили оружия.

– Что ж, хоть что-то… – Кох озабоченно потёр руки. – Я инспектирую подразделения «Вервольфа» в своём гау. Мой самолёт подбили. Я намерен продолжить миссию на «морской собаке». Вы сумеете управлять ею?

«Морскими собаками» назывались сверхмалые субмарины. Их строили на заводе «Шихау» в Кёнигсберге, по секциям перевозили на верфи Эльбинга, Данцига и Киля, а там уже собирали окончательно.

Для тотальной войны – вроде той, что вели «волчьи стаи» адмирала Дёница, – «морские собаки» не годились, но для диверсий или бегства были в самый раз. Фон Дитц вспомнил, что одна из таких субмарин осталась в подземном доке объекта «HAST». На ней и можно совершить бросок до рудовоза «Сведенборг». Увы, фон Дитц не имел дела с подлодками, но вспомнил о старом лоцмане из «Вервольфа».

– В Первую мировую я был рулевым на крейсере, – сказал Людерс. – На курсах в гинденбургских казармах нас, старых моряков, обучали управлению диверсионными субмаринами. Я справлюсь, господин гауляйтер.

– Тогда вы мобилизованы, – сурово сообщил Людерсу Эрих Кох.

– Я ещё вернусь домой?

– Уже нет, – мягко, но предостерегающе улыбнулся фон Дитц.

– Я предоставлю вам убежище в другой стране, – легко пообещал Кох, чтобы расположить и успокоить старика. Пусть доведёт «морскую собаку» до «Сведенборга», а потом фон Дитц устранит все затруднения.

Людерс глубоко задумался.

– Господин гауляйтер, – с усилием произнёс он. – У меня на попечении моя воспитанница… Совсем юная девушка. Я не хочу бросать её с русскими.

– Я её видел, – подтвердил фон Дитц.

– Мы возьмём её с собой, – великодушно разрешил Кох.

– Я схожу за ней! – ободрился Людерс.

– Вам не стоит покидать гауляйтера, – возразил фон Дитц. – Вы слишком ценный специалист. Ночью я сам схожу за фройляйн Хельгой.

* * *

Женя словно лучилась здоровой силой и затаённым удовольствием. Туго затянутая в военную форму, она цокала по брусчатке подковками щегольских сапожек. Володя искоса поглядывал на неё и вспоминал прошедшую ночь. Сколько в Жене было бесстыдной требовательности к жизни! И рядом с ней почему-то казалось, что она права. А Женя поняла взгляды Володи по-своему.

– Не всё сразу, сержант. – Она лукаво прищурилась. – Дотерпи до отбоя.

Свежесть Балтики смягчала яркий утренний свет. Уцелевшие деревья тихо зеленели, закрывая выщербленные стены. В кучах битого кирпича остро блестели осколки стекла. От вокзала доносились свистки паровоза и стук буферов. В тесном проулке урчал огромный «студебеккер», оттаскивающий на тросе какую-то глыбу; водитель, высунувшись из кабины, смотрел назад и командовал. Встречные немцы с носилками вежливо здоровались с Женей:

– Гутен морген, фрау официер… Гутен морген, фрау официер…

В комендатуре Володя ждал возле окна в конце коридора и смотрел, как по каналу проплывали суда – тральщики и бронекатера. Из кабинета в кабинет ходили штабисты и девушки-секретари. То и дело кто-нибудь подруливал к Володе и просил огонька. Разгорячённая Женя появилась только через час.

– Война закончилась, началась бюрократия, – раздосадованно сказала она. – Короче, Нечаев, так. Я дозвонилась в госпиталь, ты выписан, зайдёшь туда за документами. Вот тебе ордер на койку в общежитии и талоны в столовку. Ты официально прикомандирован к моей группе. Командование оповещено.

У крыльца комендатуры их встретил Клиховский.

– Теперь за Людерсом, – распорядилась Женя.

Володя уже догадался, что у Жени с этим немцем существует какая-то секретная договорённость. Они пошагали впереди, Володя – за ними. Сейчас он ощущал себя дрессированной собакой при Жене, и это ему не нравилось.