Цена всех вещей - Мэгги Лерман
Шрифт:
Интервал:
Но можно ли быть собой, если ты не в силах припомнить собственное имя?
— Не я, — сказала гекамистка, прерывая ход моих мыслей.
— Что?
— Не я эта гекамистка. Глупая, глупая я. Нет, нет, нет. Я не могу. Я не могу.
— Но почему нет?
Она начала закрывать дверь, и я выставила руку, чтобы помешать ей.
Гекамистка сделала глубокий вдох и, кажется, попыталась собраться с мыслями.
— Ты милая девочка. Я скажу так. В тот день ты выглядела очень несчастной из-за своего погибшего парня. Думаю, ты приняла верное решение.
Никто из моих знакомых никогда не называл меня милой. И я была уверена, что приняла неправильное решение.
— Нет, у меня нет выбора… Пожалуйста. Я люблю танцевать больше всего на свете.
— Сейчас да. — Она с силой надавила на дверь, не обращая внимания на то, что я уперлась в нее рукой. — Вчера ты любила своего парня больше. Считай, что оказала себе большую услугу.
Еще один толчок, и дверь захлопнулась. Я постучала пару раз, но гекамистка больше не выходила.
Может, я и решилась бы усилить действие побочных эффектов, но творить для меня это заклинание гекамистка не собиралась, а ведь она была единственной во всем городе. Плюс передо мной стоял вопрос платы — вряд ли в закромах шкафа могли обнаружиться еще пять тысяч долларов. Особенно после того, как Эхо рассказала мне, что их туда положил Уин.
Значит, оставалось только практиковаться.
Утром четвертого июля после пляжного пикника я попыталась наклониться так, чтобы дотронуться до пола. Нужно было прижаться грудью к ногам и обхватить их руками так, чтобы коснуться пальцами лица. Теперь мне едва удавалось достать кончиками пальцев до ковра. Я зажмурила глаза, чтобы не разрыдаться. Впереди был целый час, чтобы преодолеть себя.
Я застряла в теле, которое мне не подчинялось. А Эхо собиралась растрепать правду об Уине всем, кого я знаю, прежде, чем я найду способ ее остановить.
На следующий день после пикника я проснулся с жутким похмельем. Голова трещала по швам, а желудке начался пожар, готовый поглотить весь мир. После того как Диана получила травму, а потом уехала с Ари лечиться, я напился до такой Степени, что смог забыть о смерти Уина. Я помнил это ощущение благополучия, когда мне казалось, что друг где-то здесь и в любой момент может выйти из толпы, вылить содержимое моего стакана в песок и увезти меня домой. Но этого, конечно, не происходило, и я продолжал пить. Но куда сильнее алкогольного похмелья оказалось похмелье забвения. Я расплачивался за свою лоботомию, за избавление от лишних мыслей.
Еще не вставая с постели, я слышал, что братья возились на кухне. Спина болела, но я спустился по ступенькам как обычно, стараясь выглядеть как обычно.
— Выглядишь помятым, — заявил Дев при виде меня.
— Ух ты! — эхом отозвался Кэл.
— О, Маркос! — воскликнула мама и поспешила налить мне апельсинового сока.
Брайан откинулся на стуле, скрестив руки на груди.
— Иногда я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не арестовать тебя, придурок.
— Да плевать. — Я открыл дверцу шкафа и уставился на коробки с крупами.
— Не дерзи мне. Если бы кто-нибудь на вечеринке настучал на тебя копам, у меня были бы крупные неприятности.
— Но никто ведь не настучал, не так ли?
Дев заговорил с набитым омлетом ртом:
— Если уж собираешься пьянствовать, будь по крайней мере веселым пьяницей.
Кэл хихикнул.
— Ты назвал меня фальшивым, эгоистичным членомешком. Что такое членомешок?
— Это мешок для твоего члена, вот что, — заявил Дев.
— Типа сумки? Или как носок с приделанным к нему кармашком?
— Мальчики… — пробормотала мама со своего места у окна. На самом деле ей было наплевать, о чем мы говорим, но порой мать испытывала необходимость напомнить нам, что она все слышит.
— Не важно, — сказал Брайан. — Просто в следующий раз попытайся хоть немного себя контролировать.
Я с шумом захлопнул дверцу шкафа. Никто даже не вздрогнул. Все они — Брайан, Дев, Кэл и мама — пялились на меня так, словно я вообще ничего не сделал.
Им было не важно, что я делаю. Я всегда оставался для них самым младшеньким, малышом, дурачком. Они смотрели на меня, но не видели. Для них я был аниматроником[15] Маркоса. Я мог хлопать дверьми, кричать, рвать и метать, а они едва отрывали взгляд от кукурузных хлопьев.
— Пойду прогуляюсь, — сказал я и вышел, прежде чем меня успели остановить.
Я позвонил Диане Норс. Мы не встречались официально, поэтому мне не нужно было выжидать несколько дней. Она не считала меня придурком, а значит, наверняка ответила бы на звонок. Мы встретились в кафе-булочной с небольшим внутренним двориком, купили рогалики и сели за столик, стоявший на солнце. Здесь было светло и жарко — уже перевалило за полдень, и голова моя раскалывалась от жары — но у меня и в мыслях не было пересесть в тень. Боль была платой за то, что я забыл об Уине прошлой ночью.
Она выглядела немного чопорной в своем платье с воротничком, хотя длинные густые волосы по-прежнему были выкрашены в неестественно красный цвет. Кровоподтек на щеке вздулся и покраснел. Она ела свой рогалик маленькими кусочками, вздрагивая, когда приходилось двигать правой щекой. Когда ей казалось, что я не вижу, взгляд ее покрасневших глаз тут же обращался на меня.
— Как лицо?
Она пожала плечами и снова вздрогнула.
— Ничего не сломано.
— Можешь говорить всем, что подралась.
Она фыркнула:
— Да. Очень правдоподобно. Хорошо провел остаток ночи?
— Неплохо, — ответил я. Про братьев я и не думал, про то, что забыл о смерти Уина, не говорил, но о самом Уине, видимо, все же думал, и вырвавшиеся у меня следом слова это подтвердили. — Обычно Уин заглядывал ко мне с кофе и пончиками. Четвертого июля, я имею в виду.
Диана аккуратно слизнула с рогалика крем.
— А у меня обычно ночевала Ари. Ну, можно сказать, в этот раз мы тоже ночевали вместе, в моей машине. То есть в машине моей матери.
— Что?
— Даже не хочется возвращаться домой.
— Почему?
Диана говорила, не отрывая глаз от пончика.
— Мама просто взбесилась из-за моего лица. Я знала, что так и будет.
— Но это ведь не твоя вина.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!