13 лет назад мне будет 13 - Анастасия Суховерхова

только из-за дочери, но и что он туда пытался устроиться работать психологом, но его не взяли.

Я училась на индивидуальном обучение, сама приходила в школу к учителям, бабушка меня туда провожала, потому что страх мой не стихал, в другую школу переходить я не хотела, да и поблизости хороших школ не было. Признаюсь, честно, я не просто, не могла и не хотела ходить в школу, я не могла ходить по улицам, и вообще находиться в этом городе, любая мелочь, даже номер автобуса, который проходил по городской части, у которого конечная остановка была как раз то страшное место, нагонял на меня ужас. Мне даже не хотелось жить после всего случившегося, не просто жить, я не могла существовать. Это не значит, что я думала о самоубийстве, я не понимала тогда, что это такое и мыслей о суициде не было, мне просто хотелось умереть, я даже спрашивала у мамы, может ли человек от душевной боли умереть, когда боялась, что это может случиться, но родители отвечали, что нет. Я думала, что если умру, то больше не буду чувствовать боль и страх, но переставала думать о другом мире, потому что знала, что моим любимым мамочке и бабуличке, а также кошечке Лапусе без меня будет очень плохо, а я ведь этого совсем не хотела.

После нового года, когда мне было уже четырнадцать лет, на очередном приёме, которые были обязательными, и лучше было их соблюдать, чтобы не нажить во враге ещё и монстра, меня та самая заведующая отправила на очередное плановое лечение в больницу. Для меня это было ещё одним ударом, потому что противоречить ей и отказываться, это всё равно, что самому добровольно лезть в петлю. Тебя всё равно туда отправят и спрашивать не станут, а так как мы не стали противиться, то меня положили в санаторное отделение, где моя мама настояла, чтобы я была там, на дневном стационаре и каждый день ездила домой. А потом я и вовсе смогла самостоятельно договориться с врачом, чтобы приезжать туда просто отмечаться и брать лекарства. Врачи там были уже другие и прошлой истории не знали, они смотрели на моё состояние, которое было нормальным.

Я закончила седьмой класс. Прошёл ещё один год одиночества и боли. Мама пыталась хоть как-то меня занять, я стала снова ходить в бассейн на спортивное подводное плавание, куда мама устроилась работать гардеробщицей, а когда уволилась, то и я бросила плавание. Но этого никто не хотел, даже я сама, а тренер часто встречала меня в городе и упрашивала вернуться, ведь у меня были способности. Мама добилась того, что постепенно убрала мне все лекарства, чтобы не травить мой организм. Ведь у меня на их фоне были сильные воспалительные процессы в организме, моя щитовидная железа была не в лучшем состоянии, я постоянно лежала в первой городской детской больнице в разных отделениях, так же в институте кардиологии. Каждая клетка моего организма очень сильно пострадала, а молоко из моих грудей периодически всё продолжало течь, грудь моя увеличивалась и мешала мне жить. Я не могла купить себе лифчик, потому что подростковый объём грудной клетки не совпадал с размером чашечек, приходилось подстраиваться под грудь, а всё остальное ушивать. Я сидела на гормональных препаратах, гормона, которого не было в моём организме, и таблетка эта мне его заменяла. Упоминание слова «психолог» или «психиатр», или хоть что-то подобное с этим связанное, пусть и сказанное в телевизоре и не имеющее ко мне никакого отношения, у меня вызывало страх и боль. Мне настолько было больно, что от этих слов, я могла расплакаться, и сил сдерживать слёзы не было. Вообще я плакала почти каждый божий день по ночам, чтобы не расстраивать маму и бабушку, но они всё равно слышали мои слёзы, страдали вместе со мной. Мне хотелось потерять память, чтобы страшные воспоминания меня больше не беспокоили.

9

В восьмом классе родители выбели для меня путёвку в санаторий «Космонавт», чтобы я могла отдохнуть, восстановить своё здоровье, хорошо по питаться, развеяться и с кем-то пообщаться. В нем мне не понравилось сразу. Ещё накануне я сказала маме, что не хочу никуда ехать, но она всё ж настояла и мы с бабушкой туда поехали. Я разместилась, проводила бабушку до ворот и стала осваиваться. На следующий день у меня украли часть вещей и разных принадлежностей, а ещё промокали новые туфли, которые мы с мамой купили незадолго до поездки. Я обращалась к вожатым с просьбами о звонке домой, чтобы заменить обувь, да и вещей у меня не было, но мне никто не шёл навстречу. Тогда я решила отправиться в главный корпус к директору и попросить позвонить, мне не дали этого сделать. Возможно, директор понимала, что я буду жаловаться, её даже не взял тот факт, что у меня нет нормальной обуви, а на дворе осень и шли дожди. Проведя ещё пару дней в полной оплошности и полу одиночестве, я не переставала доставать директора о звонке, и однажды встретив её на тропе, ведущей в наш корпус, я снова задала ей вопрос о телефоне, поясняя, что у меня промокает обувь. Она посмотрела на меня, на обувь и сказала, что сама позвонит моим родителям, чтобы они привезли мне другую. Я сказала, что другой у меня нет, нужно покупать новую, а как без примерки, ведь у меня большой, сорок первый размер ноги, и мне без того всегда трудно было подобрать обувь. Она не стала меня слушать, а вместо этого стала рассказывать историю про мальчика, который у них там отдыхал. Что он ходил по улице и снимал с себя штаны, оголяя половые органы, они вызвали ему скорую и его увезли в психушку. Я была в таком ужасе и недоумении, что она мне это рассказывает, как будто она знала, где я была, и для чего она мне это рассказывала, понять не могла. Я ведь ничего себе не оголяла, и вообще я девочка, которая всего лишь просит позвонить домой. Её история сводила меня просто с ума. Я думала, что она мне её рассказывает для того, что тоже собирается меня отправить в психушку. Меня постигла паника. Я немного помоталась по лагерю, и приняла решение бежать из него, сбежать раньше, чем приедет машина и увезёт меня в тюрьму!

Мне нужно было только обойти охранный пост, а там проще, ведь, я как,