Порочная страсть - Колин Маккалоу

Вечером Майкл смотрел на нее так, словно не воспринимал всерьез, словно она делает что-то неподобающее. Нет, не «беги играть в куклы, девчонка» читалось в его глазах, а скорее «беги займись теми беднягами, кому ты действительно необходима, а мне твоя помощь не нужна и никогда не понадобится». Встретить такой взгляд все равно что налететь с разбегу на кирпичную стену или столкнуться с неведомой силой. Остальные пациенты тоже это почувствовали и поняли, что Майклу нечего делать в этом отделении.

Сама того не замечая, сестра Лангтри задержалась у кровати Майкла. Слабый свет фонарика падал на затылок спящего, рука ее, прикрывавшая стекло, неподвижно застыла в воздухе, а другая механически расправляла и гладила москитную сетку.

Из задумчивости ее вывело какое-то движение на другой стороне палаты. Сестра Лангтри подняла голову. Теперь, когда ширма возле стола была сложена, кровать Люса, стоявшая у дальней стены, была теперь хорошо видна. Даггет, совершенно голый, сидел на краю койки, обхватив руками согнутое колено, и наблюдал, как она смотрит на Майкла. Ей вдруг стало неловко, точно ее застигли за чем-то непристойным, как будто она тайком предавалась разврату, ее бросило в краску, но, к счастью, в палате было слишком темно, чтобы Люс мог это заметить.

Несколько долгих мгновений они с Люсом смотрели друг на друга с разных концов комнаты, словно два дуэлянта, хладнокровно оценивающих достоинства противника. И вдруг Даггет сменил позу: разомкнул сплетенные пальцы, опустил ногу, вскинул руку – и, насмешливо помахав ей, изогнулся, проскользнул под край сетки и исчез. Стараясь не выдать волнения, сестра Лангтри тихо пересекла палату, склонилась над койкой Люса и заботливо подоткнула сетку. Смотреть ему в лицо она избегала.

Обычно она не заходила к Нилу: в этом не было необходимости. За дверью своего убежища он был волен распоряжаться собственной жизнью как ему вздумается. Это было то немногое, что она могла сделать для бедняги.

Убедившись, что все в порядке, Онор задержалась в кабинете, чтобы сменить парусиновые туфли на ботинки с гетрами и надеть шляпу, потом подхватила с пола корзинку и бросила в нее две пары носков, которые взяла из вещевого мешка Майкла: они явно нуждались в штопке. Бесшумно проскользнув за ширму из пробок, она вышла из барака, уже не прикрывая свет фонарика, и быстрым шагом направилась к общежитию медсестер. Половина одиннадцатого. К одиннадцати она успеет принять душ и приготовиться ко сну, а полчаса спустя уже погрузится в дрему – шесть часов блаженства.

Даже в ее отсутствие пациенты не оставались без надзора; если Онор Лангтри не давал покоя тревожный звоночек, который чутко слышит каждая опытная сестра, то сама отправлялась проведать своих подопечных среди ночи и просила ночную дежурную уделить им особое внимание при обходе госпитальных бараков. Впрочем, ночная сестра не нуждалась в напоминании и, разумеется, всегда заходила в «Икс» хотя бы один раз, ну а на крайний случай в бараке стоял телефон. Прошло три месяца с тех пор, как ночью в палате в последний раз случился кризис, так что сестра Лангтри заснула крепким спокойным сном.

Посещение кабинета Чинстрепа, как и ожидала сестра Лангтри, окончилось ничем. Полковник целиком сосредоточился на теле Майкла, оставив без внимания его душу и разум. Он ощупывал его живот, выслушивал легкие и сердце, тыкал, толкал, щипал, обстукивал, щекотал, колол иголками, ударял молоточком, и все это Майкл переносил безропотно, терпеливо, с невозмутимым спокойствием: по команде закрывал глаза и касался пальцем кончика носа, держал голову неподвижно и следил глазами за причудливыми движениями карандаша – вправо-влево, вверх-вниз; стоял с закрытыми глазами, плотно сдвинув ноги; ходил строго по прямой линии; прыгал сначала на одной ноге, затем на другой; послушно читал все буквы на оптометрической таблице; прошел исследование полей зрения и сыграл в короткую игру с ассоциациями. Даже когда налитый кровью глаз полковника уставился на него в упор сквозь линзу офтальмоскопа, он хладнокровно выдержал этот тяжелый пронзительный взгляд. Онор, наблюдавшая за ним со своего стула в углу, с удовлетворением отметила, что Майкл даже не поморщился, когда полковник, впервые раскрыв рот, обдал его дурным запахом.

После всех мучений Майкла попросили подождать снаружи, а сестра осталась наблюдать, как полковник задумчиво теребит нижнюю губу подушечкой большого пальца. Это занятие всегда напоминало ей ковыряние в носу, хотя в действительности этим упражнением полковник стимулировал мыслительный процесс.

– Начнем с того, что сегодня же днем я проведу люмбальную пункцию[9], – медленно произнес он наконец.

– Но зачем, ради всего святого? – не сдержалась сестра Лангтри.

– Что, простите?

– Я спросила зачем. – Ладно, где пенни, там и фунт! Онор решила высказаться до конца, ради пациента: – С точки зрения неврологии сержант Уилсон совершенно здоров, и вам это известно, сэр. Зачем обрекать беднягу на страшные головные боли? Ведь у него прекрасное здоровье, если учесть здешний климат и тяготы армейской жизни!

В столь ранний час у полковника Доналдсона не было сил спорить с этой особой. Накануне он злоупотребил виски и слишком увлекся сестрой Конноли, что во многом объяснялось предшествовавшей этому стычкой с Лангтри. Одна мысль о продолжении вчерашней баталии вызывала у него отвращение. Как-нибудь на днях он непременно вернется к этому вопросу, угрюмо пообещал себе полковник, но только не сегодня.

– Хорошо, сестра, – произнес он сухо, отложив авторучку, и закрыл папку с историей болезни сержанта Уилсона. – Я не стану проводить сегодня люмбальную пункцию. Всего доброго.

Сестра Лангтри тотчас поднялась, взяла папку, которую он брезгливо протянул ей, словно она была заразная, и поспешила распрощаться:

– До свидания, сэр.

Майкл ждал за дверью амбулаторного барака, и когда Онор поспешно выскочила на свежий воздух, присоединился к ней.

– На этом все?

– Скорее всего! Если, конечно, у вас вдруг не разовьется болезнь спинного мозга с непроизносимым названием, можно смело прогнозировать, что полковника Чинстрепа вы больше не увидите, не считая его визитов в отделение и еженедельных обходов госпиталя.

– Как вы его назвали? Полковник…

Онор рассмеялась.

– Чинстреп. Люс дал ему это прозвище, и оно приклеилось намертво. Вообще-то его фамилия Доналдсон.

– Должен сказать, сестра, это место полно сюрпризов, да и люди здесь умеют удивлять.

– Не сомневаюсь, что то же можно сказать и о лагере, и о вашем батальоне. Разве нет?

– Не совсем, – возразил Майкл. – Когда годы живешь с кем-то бок о бок, успеваешь изучить его до мельчайших подробностей. Далеко не все из тех, кто вместе со мной попал на войну с первым набором, погибли или были комиссованы по инвалидности. В походах или боях не замечаешь однообразия. Почти все последние шесть лет я провел в армейских лагерях: под песчаными бурями в пустыне, под тропическими ливнями в джунглях, даже в Австралии, на учебной базе под Балларатом, – и всюду стояла адская жара. Вы не поверите, но я мечтал оказаться в холодном лагере. Разве не странно, что, несмотря на монотонность жизни, мужчина мечтает не о доме или женщинах, а о другом лагере?