Мемуары папы Муми-тролля - Туве Марика Янссон

Тут привидение распрямилось и, бросив на меня устрашающий взгляд, улетело через полураскрытую дверь, но прежде ударилось макушкой о притолоку и крикнуло: «Ой! Гоп-ля-ля!», потом скользнуло вниз по лестнице, вылетело на лунный свет и трижды взвыло, будто гиена. Но было уже слишком поздно, чтобы произвести впечатление.

Я видел, как привидение растворилось в дымке тумана, плывущего над морем, и вдруг расхохотался. Теперь у меня был сюрприз для колонистов! Теперь я мог совершить такое, чего никто не посмел бы сделать!

В пятницу, тринадцатого, незадолго до полуночи, я повел колонистов на берег моря. Был тихий и спокойный вечер. Я приготовил на берегу скромный ужин: суп, хрустящие хлебцы и апельсиновый сок (на всех перекрестках стояли бочки с соком, и каждый мог наливать себе сколько хочет). На фарфоровой посуде я нарисовал черным велосипедным лаком скрещенные кости.

– Ты мог бы взять у меня немножко красной краски, – сказал Шнырёк, – или желтой и голубой. Извините, конечно, но так было бы веселее.

– Я и не собирался делать веселее, – сдержанно ответил я. – Сегодня ночью вы увидите здесь такие страшные вещи, что и представить себе нельзя. Будьте готовы ко всему.

Юксаре сказал, глядя в тарелку:

– По вкусу это напоминает уху. Какая это рыба? Плотва?

– Морковь, – отрезал я. – Ешь давай. Ешь! Ты считаешь, что привидения – это что-то совсем обыкновенное?

– А… Так вот оно что. Ты будешь рассказывать истории про привидения?

– Я люблю слушать про привидения! – воскликнула Дочь Мюмлы. – Мама по вечерам всегда рассказывает нам страшные истории и под конец сама так пугается, что мы полночи ее успокаиваем. А с дядей моим по материнской линии бывает еще хуже. Один раз…

– Я говорю совершенно серьезно, – перебил я ее сердито. – Зачем рассказывать о привидениях?.. Да клянусь своим хвостом! Я покажу вам привидение! Настоящее! Что вы тогда скажете? – И я победоносно посмотрел на них.

Дочь Мюмлы захлопала, а Шнырёк со слезами на глазах прошептал:

– Миленький тролль, не надо!

– Ну ради тебя я вызову очень маленькое привидение, – успокоил я его.

Юксаре перестал есть и уставился на меня с удивлением, я бы даже сказал – с восхищением! Я достиг цели: спас свою честь и свой авторитет! Но, дорогие читатели, вы можете представить себе волнение, охватившее меня перед тем, как часы пробили двенадцать. Вернется ли привидение? Будет ли оно достаточно устрашающим? А вдруг оно будет чихать, болтать всякую чепуху и испортит все впечатление?

Типичная черта моего характера – любой ценой производить впечатление на окружающих: вызывать восторг, сострадание, страх или любые другие чувства, представляющие для меня интерес. Возможно, это происходит оттого, что в детстве меня никто не понимал.

Однако, когда полночь приблизилась, я вскарабкался на утес, поднял мордочку к луне, принялся делать магические жесты лапами и издал вой, который должен был пронять всех до мозга костей. Иными словами, я вызывал привидение.

Колонисты сидели как зачарованные, охваченные напряженным ожиданием, лишь в ясных водянистых глазах Юксаре я увидел иронию и искорку недоверия. Я и сегодня чувствую глубокое удовлетворение тем, что произвел впечатление на Юксаре. Ведь привидение явилось. Оно в самом деле было прозрачное, без тени, и тут же начало говорить о забытых костях и привидениях из ущелья.

Шнырёк закричал и спрятал голову в песок.

А Дочь Мюмлы подошла к привидению, протянула ему лапку и сказала:

– Привет! Как приятно увидеть настоящее привидение. Не хочешь ли попробовать нашего супу?

Никогда не знаешь, какой номер могут выкинуть мюмлы!

Конечно, привидение оскорбилось. Оно растерялось, съежилось, сморщилось и исчезло, превратившись в печальное колечко дыма. Юксаре начал смеяться, и я уверен, что привидение слышало это. В общем, ночь была испорчена.

Но колонистам пришлось дорого заплатить за свою непростительную бестактность. Последующую неделю просто трудно описать. Никто из нас не мог спать по ночам. Привидение нашло железную цепь и звякало ею до четырех утра, нас будил крик совы, вой гиены, шаркающие шаги и стук в двери; мебель начала прыгать по комнате и ломаться.

Колонисты были недовольны.

– Убери свое привидение, – сказал Юксаре. – По ночам я хочу спать!

– Никак не могу, – серьезно пояснил я. – Если привидение вызовешь хоть раз, потом приходится его терпеть.

– Шнырёк плачет, – упрекал меня Юксаре. – Привидение нарисовало череп на банке из-под кофе и написало внизу: ЯД.

– Какое ребячество, – ответил я.

– И потом, Фредриксон рассердился. Твое привидение понаписало всякие угрозы на «Морском оркестре» и ворует его стальные пружинки!

– В таком случае, – взволнованно воскликнул я, – нужно принимать какие-то меры! И немедленно!

Я быстренько сочинил обращение и повесил его на двери навигационной каюты. Оно гласило:

Я долго колебался, как подписать: Королевская колония или Вольная колония. Под конец решил написать и то и другое. Это придавало подписи определенное равновесие.

Ответное письмо, написанное красной краской на пергаменте (пергамент оказался старым дождевиком Фредриксона), было прибито к двери хлебным ножом Мюмлы-мамы.

– Ясно, – сказал Юксаре, – видно, ему нравится слово «судьба».

– Ты давай не смейся на этот раз, – строго сказал я. – Вот так-то оно и бывает, когда ни к чему на свете не испытываешь уважения!

Мы послали Шнырька пригласить Фредриксона на свидание с привидением! Конечно, я и сам мог бы пойти, но я помнил слова Фредриксона: «Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово. Ты пришел слишком рано. Мне немножко некогда». Он сказал это, как всегда, вежливо, но каким-то ужасно чужим голосом.