Одержимость справедливостью - Александр Эл

куда-то исчез. На его место поселили молодого нахального салагу. Когда бардак, который он развёл в тумбочке обнаружил командир отделения, салага всё свалил на меня. Вместо того, чтобы меня поддержать, замполит сказал, что это нарушение устава, что личные вещи боец должен хранить в прикроватной тумбочке, и что майор прав, мастерская это — гнойник. И что если я не исправлюсь в кратчайшее сроки, мне, как кандидату в члены партии, придётся объясняться на партийном собрании, почему я позволяю себе отзываться о старших по званию, в неуважительной форме. От такого обвинения я потерял дар речи, лучше бы мне дали наряд вне очереди.

В мастерскую я пришёл расстроенный, поделиться кроме как с Особистом было не с кем. Он молча выслушал, долго молчал, а потом сказал, что халява, похоже, заканчивается. И что он это уже давно видит, но у него дембель и ему наплевать.

— Ты сказал, что ты начальник? Это Дима, был начальник, а ты дурак. Он с тобой, как с писаной торбой носился, кинофильмы тебе приносил, а ты воду мутил у него за спиной. Кроме тебя некому было стучать в политотдел. Сам на себя Димка стучать не стал бы, я тоже не стучал. Остаёшься только ты. Начальником хотел стать, да? Говно ты, а не начальник.

— Ты не прав, — возмутился я, — это случайное стечение обстоятельств!

— Да? У тебя же всё на роже написано, коммунист.

Услышав такое, я твёрдо решил от него избавиться, даже если всю работу придётся делать самому. Мы неделю не разговаривали друг с другом, а потом в штабе начался скандал. Оказывается, за последнее время в дивизии произошли большие изменения. Стареющий генерал ушёл в отставку. Новый комдив — новая метла. Началось наведение порядка. Жена капитана, нашего куратора из политотдела написала жалобу, что он якобы завёл любовницу, не отдаёт деньги в семью и нечем кормить троих детей. Позже его уволили со службы. Из Главного Политуправления прибыла комиссия, якобы кто-то долго писал доносы, обвиняя начальника политотдела в использовании служебного положения в личных, корыстных целях. Его тоже отправили в отставку, вслед за генералом.

Вскоре мастерскую закрыли, да так, что даже двери замуровали. Помещение мастерской кому-то передали. Особист демобилизовался, а я теперь наводил порядок в прикроватной тумбочке, и в столовую ходил строем вместе со всей ротой. Как все, чистил оружие и маршировал на плацу. Даже не верилось, что совсем недавно мы с Димкой, ели жаренную картошку, чаёвничали, наслаждаясь просмотром кинофильмов. Казалось, что это было не со мной. Правда, «игра в очко» мне больше не грозила. Это было уделом молодых. Служба стала скучной, но не тяжёлой. Солдаты относились ко мне с уважением, все просили нарисовать в дембелевские альбомы их портреты, или что-нибудь на память о службе. Некоторые, просили сделать рисунок для татуировки. Для меня это было упражнением и единственным развлечением, позволяющим отвлечься от солдатской рутины. Желающих, выстроилась целая очередь. Некоторые, чаще это были азиаты, к моему удивлению, не раз предлагали немалые суммы, чтобы я сделал для них рисунок вне очереди. Откуда только у солдат деньги. Может, родственники присылают. Ходили слухи, что клубный киномеханик, как и я приписанный к конвойному полку, даёт деньги в долг офицерам. В голове это не укладывалось, но и совать нос в такие дела, почему-то не хотелось. Не вступи я в партию, деньги, наверное, взял бы. Почему нет, за талант нужно платить. Но сейчас, карточка кандидата в члены партии, что лежала у меня в кармане сделать этого не позволяла. Если бы я деньги взял, замполит узнал бы об этом в любом случае. Как бы не клялись хранить тайну, кто-нибудь всё равно настучал бы. Мало того, что в партию не приняли бы, так ещё и пятно на всю жизнь. Не успели принять, и уже исключили. Я впервые задумался, а не зря ли я влез в это. На кой хрен мне эта партия? Без неё, к дембелю было бы, на что купить штаны.

А замполит не забывал обо мне, подбрасывая всякие мелкие задания. То объявление написать, то боевой листок оформить. Теперь всё приходилось делать в Ленинской комнате, и частенько после отбоя, потому, что в другое время помещение было занято. Но когда я пожаловался, что не высыпаюсь, замполит сказал, что молодой коммунист, должен показывать пример стойкости несознательным товарищам по службе, и что членство в партии нужно заслужить. Он напомнил, что ему ещё характеристику на меня писать, без которой, где бы я не находился после демобилизации, меня не переведут из кандидатов в члены партии. И я старался, назад пути не было.

Глава-21 Институт культуры

Вопрос, что делать после армии, для меня не стоял. Только в институт, нужно делать карьеру. Не зря же я в партию вступал. Интересно, где сейчас Димка. Красит, наверное, где-то на халтурах. А что ещё он мог делать, институт ему не светил. У него даже аттестата школьного не было.

Конкурс на факультет живописи и графики зашкаливал, чуть ли не тридцать человек на место. И всё какие-то подростки, вообразившие себя художниками. Отсев был жестоким. Экзаменаторы буквально издевались над этими детьми, притащившими с собой папки с рисунками, которые никто даже и смотреть не собирался. Абитуриентам, в качестве первого задания, предлагалось поставить на стол, стоявший тут же, вазу с сухими цветами и объяснить, почему ваза должна стоять именно здесь. Говорили, что так проверяют чувство и понимание композиции. Этим заданием, мог быть раздавлен любой. Сначала естественно возникала паника, кто знает, куда нужно ставить вазу. У себя дома все привыкли ставить вазу в центр стола. Но, оказывается, это не правильно, не художественно. Потому, что всё зависит от освещения, и положения в комнате самого стола. Если вазу, по мнению членов приёмной комиссии, ставили правильно, тогда смотрели рисунки абитуриента. Если комиссия приходила к согласию, абитуриент допускался к экзаменам по общим предметам.

Короче, кого хотели, того и принимали. Школа с золотой медалью, ничего не значила. Что делать, если абитуриент не отмечен талантом. Это неважно, что он хорошо рисует кошечек и собачек, у него же нет чувства композиции. То, что ты окончил художественное училище, конечно хорошо. Но, может это и есть твой потолок. А до настоящего художника, ты не дотягиваешь. Да, и писать грамотно, тоже нужно уметь. В общем, проскочить через это сито удавалось не многим, в основном тем, чьи фамилии были заранее согласованы. Но, тройному натиску не могла противостоять никакая